Выбрать главу

Юсте продолжает:

— Субстанция едина и вечна. Единственное проявление субстанции — феномены. Феномены — это мои ощущения. А мои ощущения, ограниченные пятью чувствами, столь же обманчивы и относительны, как сами пять чувств.

Учитель опять останавливается. Затем прибавляет:

— Ощущение порождает сознание; сознание порождает вселенную. Нет иной реальности, кроме представления, иной жизни, кроме сознания. И неважно, если внутренняя реальность — при условии, что она ярка, — не совпадает с внешней. Заблуждение и истина равноценны. Представление — это все. Следовательно, кто безумнее всех, тот мудрее всех.

Вдалеке уныло стонут колокола Новой церкви. Близится вечер. В сумеречном воздухе молочно-светлыми пятнами расплываются окна. Наступает краткая пауза, полная мучительного томления. И Асорин, не шевелясь, глядит восторженными зелеными глазами на силуэт учителя, двигающийся в полутьме взад и вперед, отчего тихонько поскрипывает циновка.

IV

Вдалеке, на пологой паперти, красуется на фоне яркой лазури небольшая церковь Санта-Барбара. Улица к ней ведет широкая, дома вдоль улицы низкие. Когда идешь, за маленькими окошками видны розовые, бледные, багровые пятна женских лиц, они смотрят жадными глазами либо усердно склоняются над работой. На тротуаре сидящий на корточках мужчина возится возле клеток с куропатками, аккуратным рядом выставленных вдоль стены дома. Чуть дальше, у входной двери другого дома, прислонены к стене широкие выструганные доски — внутри, в прихожей, среди волн золотистых стружек, столяр ритмично строгает доску. Улица сияет белизною своих домов. Дорога здесь мягко подымается вверх. В конце улицы, на крутой скале, темнеет кроваво-красная ограда церкви, над оградой — пузатая коричневая кровля, на кровле, как раз над входом, балкончик с маленьким колоколом.

Колокол неторопливо бьет. Идут прихожане — на крутом подъеме улочки движутся черные фигуры, это идут женщины в развевающихся шалях. Сгорбленный крестьянин в буром кафтане грубого сукна, дойдя до порога церкви, тянет на себя дверь и неуклюже исчезает в черном проеме: дверь возвращается назад и захлопывается, сильно ударив по раме. Черные пятна накидок и бурые пятна плащей смешиваются, толпятся, теснятся у входа, постепенно толпа проходит внутрь, появляются другие фигуры и тоже исчезают. А дверь неустанно хлопает. Порывистый мартовский ветер метет улицы, солнце с перерывами освещает белые фасады, по небу плывут круглые облака.

В церкви прихожане нетерпеливо переминаются. Церковь простенькая. Пол вымощен красноватым кирпичом, стены голы. На алтарях, на широких белых прямоугольниках скатерок яркими мазками выделяются серебряные, зеленые, красные, желтые букетики искусственных цветов. Святые с невыразительно экстатическими минами раскрывают объятья, Святая Дева в своем конусообразном платье глядит изумленными очами. По углам главного алтаря, в глубине, колонны с канелюрами. Рассеянный свет из высоких окон нежными лучами скользит по потемневшим колоннам, нерешительно мерцает на изгибах волют позолоченных капителей. Против главного алтаря, на другом конце церкви, над невысокой аркой, — хоры. Под аркой красивая резная скамья.

Прихожане ждут. В просветах складчатой занавеси за алтарем временами видно движущееся черное пятно среди клубов дыма. Из ризницы выходит мальчик и начинает зажигать свечи у ретабло. Скачут бледно-золотые блики, на серых стенах дрожат длинные тени. Перед алтарем священник, крестясь, шепчет: «Знамением сим»… И руки прихожан, быстро двигаясь, мелькают перед их лицами. Начинается росарио. В конце каждой мистерии пронзительно звенит колокольчик.

После окончания росарио другой священник в белой пелерине поднимается на кафедру и бормочет слова Евангелия. Задергиваются длинные голубые шторы: церковь погружается в темноту. И проповедник грубоватыми словами красочного местного диалекта повествует о нескончаемых страстях Богочеловека. Время от времени из черных недр какого-нибудь капюшона доносится жалобный стон: «О Господи!» В мертвенном свете лампад поблескивают бритые головы крестьян. Свечи у ретабло горят спокойно. Порою входная дверь открывается, и луч солнца прорезает густую темноту яркой, ослепительной молнией. Рычит ветер на просторах огромной равнины с черными парами и зелеными посевами.