РОМАНСЕРО
Перевод В. Симонова
Романсы, народные наши романсы, стародавние наши романсы — кто сочинил вас? В чьем уме вы родились, чьи сердца изливали в вас тоску напевными звуками? Романсы воскрешают в нас память о старых кастильских городах с узкими улочками, о больших ветхих домах с коврами в просторных залах, о кипарисах в садах. Эти народные романсы, такие простодушные, такие безыскусные, пели или попросту рассказывали в мастерской ювелира, на хуторе, у вечернего очага, на городской улочке, поутру, когда сильному, свежему звуку голоса вторит ясное эхо. Форма многих из этих романсов тщательно отделана, отшлифована. Мы легко узнаем их, и, скорее всего, их написал какой-нибудь поэт, которому захотелось блеснуть красноречием и изысканностью стиля. Другие — короткие, совсем не отделанные, несут на себе печать выношенной, выстраданной поэтической мысли и чувства. Эти, «народные», романсы — действительно ли слагал их народ? Мог ли сочинить их ткач, каменщик, плотник, кузнец, пахарь? Или они — плод труда истинного художника, иными словами, человека, который постиг, что высшее искусство — в сдержанной краткости, ясности и простоте?
Романсы рыцарские, романсы мавританские, романсы народные — за вашими строками встает Испания, какой была она много веков назад. Из всех романсов мы больше всего любим самые короткие. Они — как мимолетные видения, где сюжет, тема едва намечены. Вероятно, их сочиняли люди, которые не были профессиональными литераторами. Есть и другие, более пространные, сложные, в которых чувствуется проработка, мастерство, словом, все те разнообразные ухищрения, к которым прибегал автор, чтобы романс появился перед нами в его сегодняшнем виде. Романсы первого рода похожи на песню, что оборвалась, едва зазвучав, — что-то заставило певца умолкнуть, и мы даже не знаем, счастливые ли то были обстоятельства, или трагические. Все незавершенное таит в себе глубокое очарование. Эта надломленная сила, этот остановленный порыв, этот прерванный полет — чем могли бы они обернуться, каких пределов достичь? В этих коротких романсах запечатлена частица жизни, ускользающее мгновение, когда состояние души, начавшее было воплощаться на наших глазах, замирает полувоплощенным. Они обладают глубокой притягательной силой, как человек, с которым мы перекинулись парой слов в зале ожидания или в приемной и которого мы больше никогда не увидим; они волнуют и очаровывают своей загадочностью, как одна из тех неприметных на первый взгляд женщин, в которых после нескольких часов совместного путешествия мы начинаем замечать тихую, молчаливую красоту, которая еще долго после того, когда незнакомка исчезнет в водовороте жизни, будет тянуться в нашей душе светлой лунной дорожкой.
Наутро, в день Сан-Хуана, граф Арнальдос вышел прогуляться по золотистому песку морского берега. Безбрежное синее море лежит перед ним. Свеж и прозрачен утренний воздух. Ярко сияет лазурь небосвода; чайки плавно кружат над волнами. Граф замечает вдалеке галеру. Вначале лишь маленькая точка на горизонте, она становится все больше, приближаясь к берегу. Белые, тугие паруса ее, полные ветром, подобны белым облакам, скользящим по лазури; они белы, как нежная пена на волнах. Матрос на корабле поет песню; легкий ветер доносит его голос к берегу. Голос этот дышит чувством, радостью жизни, бодростью, надеждой. Что за глубокая печаль лежит на сердце у графа? Отчего, заслышав этот трепещущий юный голос, он застывает в раздумье, словно зачарованный? Какая глубокая связь между сиянием утра, морской синевой, ясными небесами и этой песнью, что поет человек, плывущий, быть может, из чужих, далеких стран.
восклицает граф. И матрос отвечает ему:
И — все; так заканчивается романс.
«Тем, кто плывет со мною». Куда? В безбрежное, бурное море? В страны грез и фантазий?
Стоит май. Земля источает чувственный запах пробуждающейся жизни. Деревья уже покрылись молодой листвой. Как никогда ярко светит солнце; тени — тень от застрехи, от старой стены в саду — расцвечены едва уловимыми оттенками: красноватыми, голубоватыми, сиреневыми. Как никогда певуче журчит вода источника, и мы чувствуем непреодолимое желание подставить руки этой кристально прозрачной, прохладной влаге. В воздухе слышится гудение; неуклюжие, пузатые майские жуки с бронзовым отливом проносятся в воздухе и тонут в нежном ворохе розовых лепестков…