— Я полагаю, господа, — сказал им оратор, — невозможным и вдобавок несправедливым в данный определенный момент зачеркивать все то, что, составляя наследие многих поколений, медленно и постепенно вырабатывалось с течением времени во взаимодействии бесчисленных причин и следствий, создав установления, кои, хотя отчасти и нарушают наши отечественные свободы, но, с другой стороны — и это необходимо признать, — достойны уважения, ибо способствовали возникновению этих самых свобод и укреплению правового государства, которое в известном смысле дозволяет свободное развитие индивидуальной инициативы. Короче, я должен заявить, что хотя я, разумеется, приветствую предпринятую вами благородную кампанию и желаю вам успеха, но, на мой взгляд, надо уважать как бесспорную основу общества то, что составляет главное в социальном механизме, а именно — „приобретенные права“.
И снова трое простодушных обновителей переглянулись, убежденные его речью. Несомненно, знаменитый оратор прав: надо открыть энергичную кампанию за социальное обновление, однако уважая, да, глубоко уважая традиции, древние учреждения, словом, „приобретенные права“. И Педро, Хуан и Пабло снова переписали свой протест таким образом: „Независимо от всяческих политических споров, без намерения покушаться на приобретенные права, заслуживающие, на наш взгляд, уважения, и отнюдь не желая ломать порядок вещей, существование коего оправдано историей, мы заявляем свое пожелание, чтобы граждане Нирвании добивались повышения нравственности администрации“.
Продолжая свои хождения, трое молодых людей посетили затем ученого социолога. Социолог этот был человеком благоразумным, понимающим, слегка скептичным, который, изучив жизнь и по книгам и по людям, посмеивался и над книгами и над людьми.
— То, чего вы требуете, — сказал он, — кажется мне парадоксальным и несправедливым. Уничтожить касикизм! Общество — это организм, живое тело; когда это тело понимает, что ему грозит гибель, оно прибегает к любым средствам, только бы продлить свою жизнь, и даже создает себе органы вредоносные, но помогающие ему жить дальше. Так испанское общество, при угрозе разложения, создало касика, который хотя и употребляет свою власть на пользу частным интересам, но зато — и этого нельзя отрицать — подчиняет, сдерживает и примиряет эти самые интересы. Понаблюдайте за деятельностью наших касиков и вы увидите, что они примиряют, приводят к гармонии самые противоречивые частные интересы. Уберите касика, и эти интересы вступят в отчаянную борьбу, и выборы, например, превратятся в подлинные кровавые битвы.
В третий раз Педро, Хуан и Пабло переглянулись, убежденные его словами, и решили, что протест надо переделать в таком духе:
„Глубоко уважая и высоко оценивая как в целом, так и в частностях, нынешнее состояние общества, мы позволяем себе, однако, уповать на то, что в будущем участь народа Нирвании улучшится, но без посягательств на традиции или на приобретенные права“.
И когда Педро, Хуан и Пабло, устав от хождения со своим протестом, разошлись к вечеру по домам, они уснули сном праведников, спокойные, довольные и вполне убежденные в том, что живут в лучшем из миров и что Нирвания, в частности, прекраснейшая из всех стран».
Учитель умолк. Близился вечер, и, поднявшись, чтобы тронуться в обратный путь, он сказал:
— Если не изменится все, Асорин, зло не истребить. Одни — скептики, другие порочны, так мы и бредем, убогие, жалкие, без проблеска света впереди; промышленность в расстройстве, земледельцы отдают свою землю за бесценок. Я вижу здесь, в Екле, какая смертельная тоска их берет, когда надо проститься со своим виноградником, своей повозкой. Ибо если существует любовь глубокая, неизбывная, так это любовь к земле, к клочку земли, на котором ты всю жизнь гнул спину, который дал тебе деньги для твоей свадьбы, для воспитания детей и который в конце концов надо покинуть, покинуть навсегда, когда ты уже стар и не знаешь, что делать, куда податься. (Пауза. Юсте вытаскивает маленькую табакерку.) Потому-то я люблю Еклу, этот славный городок земледельцев. Я вижу их страдания. Я вижу их любовь, любовь к земле. И они наивны и простодушны, как русские мужики, и вера их беспредельна, это вера древних мистиков. Я испытываю волнение, когда слышу, как они по утрам поют росарио. А по субботам иные согбенные старики приходят пешком с полей за шесть — восемь лиг… И потом, после службы, так же пешком возвращаются домой. Вот она, старая Испания, Испания легендарная, героическая…