В доме Кихано, в гостиной, изобретатель держит речь перед кучкой друзей. Сцену озаряет мертвенно-бледный свет керосиновой лампы. В глубине, полулежа в кресле-качалке, меланхолически глядит на собравшихся женщина. Это жена изобретателя, у нее больное сердце, и ее уверили, что испытания прошли успешно. Кихано, сидя верхом на стуле, прислоненном спинкой к столу, сильно жестикулирует. Рядом с ним Лассо де ла Вега. Лассо де ла Вега — высокий, худощавый идальго, весь в черном; у него удлиненное лицо багрового цвета и жесткие черные усы, говорит он не спеша, звучным голосом. Возле него человечек со спутанной бородой, в грязно-белом мешковатом костюме, время от времени одобрительно кивает. Между гостями снуют две хорошенькие девушки.
Кихано утверждает, что испытания прошли «блестяще». Комиссия утром заявила, что трубки, мол, не полетят, — трубки полетели. Но ведь это опытные экземпляры, у него нет надлежащих инструментов, чтобы сделать их совершенными. Сама идея разумна, подвели средства исполнения.
— Это все равно, как если бы у нас в Екле кузнец сделал паровоз, — добавляет Кихано, — паровоз действовать не будет, но с научной точки зрения он будет вполне хорош.
Человечек кивает, соглашаясь; Лассо восклицает:
— Совершенно верно!
В соседней комнате накрывают стол к ужину. И под стук тарелок и приборов Лассо звучным голосом, с торжественно выдержанными паузами, читает длиннейшую оду, которую некий гранадский каноник прислал Кихано. «Ковадонга, Лепанто… гигантов… Сантьяго, Кавите… мы квиты…» Звенят тарелки, звякают вилки и ножи.
На следующий день утром в кабинете Кихано один из его почитателей озабоченно говорит: «Дон Алонсо, в городе осталось дурное впечатление, комиссия и газетчики считают вчерашние испытания провалом. Вам непременно надо сделать все возможное, чтобы трубки, которые должны взрываться сегодня, показали лучший результат». Вопрос этот обсуждается. Бесспорно, тут просто непонимание. Газетчики полагали, что едут смотреть окончательные испытания; но ведь это не так. Кихано только пригласил кого-нибудь из «Эль Импарсиаль» присутствовать на опытах, а другие газеты сочли долгом также послать своих сотрудников.
— Однако, — возражают ему, — газетчики говорят, что имеется письмо, в котором-де приглашают представителя «Эль Импарсиаль» на завершающие испытания.
Кихано протестует:
— Нет, нет, у меня сохранился черновик письма.
И он нервно дергает ящик стола, вытаскивает кипу бумаг, ищет, роется, ворошит их в поисках письма. Наконец письмо найдено, и он громко читает один абзац.
— Кроме того, — прибавляет он, — в своем докладе я пишу, что предлагаю лишь убедиться в том, что мое устройство вполне научно, что оно создано на основе науки, но я отнюдь не утверждаю, будто уже довел его до совершенства, — тут он читает отрывок из доклада ин-фолио. — Газетчики, — говорит он в заключение, — исходили из ложной предпосылки.
А Лассо де ла Вега сентенциозно прибавляет:
— Не умеют они мыслить аналитически.
Газетчики, однако, намерены телеграфировать о сокрушительном провале, надо пойти втолковать им, как дело обстоит в действительности. Кихано отряжает Лассо и человечка в белом костюме. В дверях Лассо повторяет:
— Не умеют они мыслить аналитически.
Газетчики, народ молодой, провели веселую ночку. В одиннадцать утра они только просыпаются в гостиничном номере. Солнце ярко светит через балконную дверь без штор, на полу валяются раскрытые чемоданы. Газетчики соскакивают с кроватей, потягиваются, одеваются. Сотрудник «Эральдо» чистит щеточкой зубы, представитель «Ла Корреспонденсия» в углу обдает голову водою, третий — из «Эль Либераль» — с философским спокойствием натягивает носки. И Лассо, стоя посреди комнаты, заводит патетическую речь в защиту токспира. Входит и выходит слуга с кувшином воды, хлопает дверь, обсуждается вчерашняя пирушка, раздается смех. Лассо невозмутимо продолжает речь: