— Наверное, сегодня спокойно служба идёт? — спросил я, изо всех сил стараясь не клацать зубами. Затрясло меня от холода или от вновь накатившего страха — уже даже не понять.
— Какое там! — фыркнул помощник квартального, оживляясь. — У телеги колесо отвалилось, бочонки с пивом раскатились, всю дорогу перегородили! Битый час порядок наводил!
Пока я без всякой спешки заканчивал надраивать сапоги, он в красках живописал злоключения возницы, да и после так сразу не остановился и ещё продолжал какое-то время чесать языком. И лишь когда совсем уже собрался уходить, я ткнул рукой ему за спину и заорал:
— Пожар!
Ну и началось…
В Гнилой дом я вернулся, едва переставляя ноги от усталости. До самого приезда огнеборцев помогал таскать от колодца вёдра с водой — чуть не угорел в дыму, поднимая их на второй этаж, зато удостоверился, что фокус с поджогом удался наилучшим образом. Большая часть кабинета выгорела, и огонь не только добрался до тел, но и полностью уничтожил магическую фигуру на полу.
Дальше примчался квартальный надзиратель, он взялся расспрашивать о подозрительных личностях, выслушал мой рассказ о заявившейся не так давно в переулок парочке и велел проваливать.
— И чтоб ближайшую седмицу сюда и носа не казал! — объявил он напоследок.
Да оно и понятно. Дело приобретало нешуточный размах, вот-вот должен был прибыть из управы пристав, и нечего было мозолить глаза важным людям сомнительному юнцу, тем более что до пожара с ним не менее четверти часа точил лясы местный страж порядка.
Вернулся я к ужину, но прогонять со своего места Яра не стал и двинулся прямиком к лестнице на чердак.
— Лука, надо поговорить! — на ходу бросил старшему и веско добавил: — Прямо сейчас!
Тот пробурчал что-то злое, но всё же последовал за мной, с недовольным видом спросил:
— Чего опять?
— Ухари спеклись, — сообщил я и кинул короб на пол. — Совсем.
Лука уставился на меня во все глаза.
— Что значит — спеклись? Ты объясни толком!
Я усмехнулся.
— Чуешь, от меня горелым тянет? Вот это и значит — спеклись. Полезли в дом, схлестнулись с хозяином, начался пожар. Все там остались.
Соврал я вполне осознанно. Просто не хотел выяснение отношений затевать и оправдываться — как ни крути, вторая часть платы нам именно из-за меня не обломится.
Старший аж с лица спал.
— Уверен? — уточнил он.
— Сам их видел, когда воду таскал.
Лука не сдержался и саданул кулаком по стенке, едва доску не проломил.
— Проклятье! — выругался он и спросил: — Чего они вообще туда сунулись?
— Я человека срисовал, которого караулил, вот они и пошли, — пояснил я и замолчал, заслышав скрип лестницы.
На чердак поднялась Рыжуля, заглянула в клетушку.
— Иди поешь, Серый, а то остынет.
У меня разом потеплело на душе, но ужинать я сегодня не собирался. До сих пор мутило из-за вони горелой человечины, а ещё гудела голова, знобило, приступами накатывала тошнота. Не до еды.
— Да погоди ты! — разозлился Лука, но сразу сбавил тон и уже спокойно сказал: — Сейчас спустимся. — А когда Рыжуля ушла, вновь уставился на меня. — Серый, ты понимаешь, что это значит? Второго четвертного нам теперь не видать!
Я начал стягивать одежду, кашлянул и предложил, прекрасно отдавая себе отчёт, что несу полную чушь:
— Поговори с Жилычем. Мы дело сделали.
— Да плевать ему! У этого выжиги зимой снегу не допросишься, а тут двадцать пять целковых на кону! — Лука вновь долбанул кулаком по стенке, уселся на сундук и зажал ладонями голову. — Всё пропало, Серый! Всё пропало!
— Ещё есть время!
— Ты не понимаешь…
Он растерянно облизнул рубец на верхней губе, но сразу взял себя в руки, встал и ушёл, а я переоделся, запрятал оба свёртка с монетами и стилет в тайник под половицей, повалился на гамак и закутался в сшитое из лоскутов одеяло. А только зажмурился — и будто наяву обгорелую физиономию ухаря увидел. Тычок шпагой, упругость стали, звонкий щелчок переломившегося клинка…
Распахнул глаза, обливаясь холодным потом, уставился в потолок.
Эти — не первые. Был ещё Буян. Только там всё сделал Лука. А тут — сам…
Забылся как-то, но выспаться не вышло. Беспрестанно просыпался то от кошмаров, то от реальных воспоминаний о резне, то просто из-за головной боли и озноба. Заболел. Простыл и заболел.
Утром я понял это со всей отчётливостью. Текли сопли, отдавались болью попытки сглотнуть. Меня морозило и трясло. А ещё — было страшно. Очень-очень страшно.
Не из-за того, что на мой след могли встать охотники на воров. Просто ухарей было трое, а не двое.