Пройдя пару кварталов вверх по Нагорной улице, я сполоснул ноги в канаве рядом с поилкой для лошадей и насухо вытер их тряпкой, после натянул латаные-перелатаные чулки и вытащил из короба разношенные ботинки со стоптанными подошвами и на честном слове державшимися каблуками, надеть которые получилось, лишь подогнув пальцы.
Ходить в этих колодках — то ещё мучение, но иначе никак. Иначе мигом подручные квартальных надзирателей взашей погонят, а то ещё и горячих всыплют. Пришлым босякам в Среднем городе не рады.
Придирчиво оглядев блестевший свежей полировкой козырёк, я нахлобучил на голову картуз и облачился в суконную жилетку. Дальше двинулся уже преисполненный чувства собственного достоинства и безо всякой спешки.
Чай, не какой-нибудь босяк шлындает и не ротозей по сторонам глазеет, а солидный человек по делу с полным на то правом идёт!
Прибавил шаг, только уже проходя мимо занимавшего целый квартал монастыря Пепельных врат, где помимо обители нашлось место мрачной громаде церкви Серых святых, странноприимному дому и даже госпиталю. Нет, собиравшим на окрестных улочках пожертвования послушникам, из которых кое-кто был подпоясан красным шнуром адепта, не было до меня никакого дела, а вот с местными нищими отношения откровенно не складывались. Чужаков здесь привечали ничуть не больше, чем на Заречной стороне, а я был именно что пришлым и долю в общий котёл местным жуликам не вносил.
Поначалу даже гонять пытались, только не на того напали. Да и не просто так с помощником квартального столковался — здесь не наши беззаконные улочки, здесь власти куда как сильнее за порядком следят.
И всё же, когда прошёл ещё пару кварталов, в спину зло прошипели:
— С огнём играешь, крысёныш!
— Сгинь, плесень! — столь же негромко огрызнулся я на вынырнувшего из подворотни нищего с повязкой на глазах, обогнул участок мостовой, где бригада чернорабочих только-только пролила гудроном бруски, и повернул на замощённый брусчаткой Каштановый бульвар. В дальнем его конце начинался подъём на Холм и виднелись окружённые высоченными коваными оградами особняки, но там мне делать было нечего. Да и не пустят. На Холме располагались городские резиденции боярских и дворянских родов, банкирских домов и торговых компаний. Улицы там патрулировали конные стрельцы — эти и нагайкой протянуть могли, а частная охрана богатеев лютовала и того пуще.
Я миновал театр, перед входом в который разыгрывала сценку парочка актёров, намётанным взглядом определил в одном из зевак карманника и едва успел сграбастать принесённый ветром бульварный листок. Сунул газету в короб и двинулся к двухэтажному каменному зданию, выстроенному чуть наособицу от соседних домов. К его входной двери вели полукружья мраморных ступеней, а витраж на фасаде сверкал в солнечных лучах разноцветьем ярких красок.
На бирюзовом фоне там раскинулось величественное древо с рубиновыми, оранжевыми, багряно-чёрными и уже опадающими жёлтыми листьями, а кора была цвета заморского индиго. Странное сочетание цветов завораживало и притягивало взгляды; прохожие то и дело замедляли шаг, иные даже замирали на месте, но никто из этих зевак не пытался войти и оценить, как выглядит витраж изнутри. Клуб «Под сенью огнедрева» был для избранных.
Усатый привратник в пронзительно-синей ливрее и обтягивающих бриджах хмуро глянул из-под кустистых бровей, жестом затянутой в белую перчатку ладони велел повернуться кругом и счёл мой внешний вид вполне подобающим.
— К гостям приставать не вздумай! — в который уже раз предупредил он, после небрежно поправил короткий цилиндр и вновь неподвижно замер на верхней ступеньке крыльца.
Ну а я скромненько расположился на ступеньке самой нижней — сбоку, как можно дальше от входной двери. Устроил перед собой короб, который заодно служил подставкой для ног клиентам, начал раскладывать рядышком щётки, скребки, тряпицы и банки с разноцветной ваксой.
Грязная обувь — удел бедноты. Для уважающего себя человека попросту невозможно явиться в гости, присутственное место или ресторан в нечищеных туфлях, а улицы замощены не везде, во дворах — лужи, на дорогах — конские яблоки. И тут я! Отскоблю, вычищу, заполирую!
Разумеется, работали в квартале и другие чистильщики, но бульвар был людный, хватало клиентов и мне, и загорелым дядькам, выкупившим в управе патенты и застолбившим за собой все хлебные места. Я — нет, я был здесь чужаком на птичьих правах. Чистил обувь гостям клуба и за это отстёгивал треть заработка привратнику, а ещё треть уходила в карман подручного квартального надзирателя, который закрывал глаза на то, что моими услугами пользуются и обычные прохожие.