Гнилой дом вновь заскрипел, только на сей раз куда сильнее, словно очутился внутри смерча, а то и водоворота! Огоньки расставленных по углам свечей заискрились, и кто-то испуганно завизжал, но все звуки тотчас сгинули, крики как отрезало, комнату затопила тишина. Тени закрутили зловещий хоровод и начали стягивать кольцо, свечи стали гаснуть одна за другой, а потом вдруг вспыхнула и занялась огнём висевшая под потолком соломенная птичка-оберег. Сперва загорелась одна, затем вторая и третья. На миг круговерть белёсых теней распалась, но приблудные духи почти сразу слетелись обратно, тогда заполыхали и две последние птахи.
Кто-то из мелких вскочил со своего места и бросился прочь, Лука едва успел ухватить и рывком за ногу повалить мальчишку на пол. Он не потерял головы, и мне стало невыносимо стыдно, аж передёрнуло всего.
Это ведь всё из-за меня! Именно я привлекаю теней! Они слетаются на сияние моего духа!
Я задержал дыхание, не желая втягивать в себя противоестественную стылость, но, сколько ни терпел, внутреннее свечение и не думало затухать. И тогда вспомнились упражнения в подвале часовни — вспомнилось, как вбирал тепло, чтобы сразу вытолкнуть его из тела.
Вытолкнуть!
Усилием воли я выбросил из себя стылость, а ещё попытался мысленно отгородиться от неё вовсе, чтобы уже точно не втянуть при следующем вдохе. Светящаяся волна вырвалась из меня и рассеялась в полумраке комнаты, сработал и воображаемый барьер — когда потянул в себя через судорожно стиснутые зубы воздух, меня не продрало стылостью, а внутреннее сияние не разгорелось с новой силой и продолжило понемногу угасать.
Вот так, черти драные! Вот так!
Кольцо теней разомкнулось, приблудные духи бестолково заметались по комнате, огоньки свечей вновь начали плеваться длинными искрами. Тишина сгинула, и комната взорвалась криками, визгами, воплями и плачем, но всё это перекрыл яростный рык Луки:
— Сидеть! — Он отвесил оплеуху одному, влепил пощёчину другому, и тут же его примеру последовал Хват. Порядок они навели — вмиг.
Я с места не сдвинулся. Я едва сдерживал дрожь и пытался очистить тело от сияния, пытался — и окончательно вытравить из себя остатки небесной энергии не мог. Приблудные духи потеряли меня из виду, но не уносились прочь, а метались в поисках путеводного огня.
Они чуяли добычу. Чуяли меня.
По лицу катился солёный пот, спина взмокла, сердце колотилось, словно бежал наперегонки с лошадью, мысленный барьер — выдуманный или реальный, не важно! — давил тяжким грузом, в голове шумело. Снова накатил дикий ужас, и я едва не утратил самоконтроля, но всё же совладал с паникой и продолжил размеренно дышать, стараясь не втягивать в себя отравившую комнату стылость, а её случайно захваченные крохи без промедления выталкивал обратно, заодно пытался сделаться невидимым и незначительным. Перестать существовать.
Не смог. Точнее — не успел. Небесный прилив схлынул и утянул призрачные тени с собой, мир сделался прежним.
Мир сделался прежним. Я — нет.
Все загомонили и засуетились, Рыжуля начала раздавать малышне невесть где раздобытые леденцы, плач и рыдания как отрезало, на смену им пришли смех и писк, а кто-то, не поделив угощение, даже взялся мутузить друг друга. Из всех огарков не погасли только пять, Хват с Лукой запалили от них лучины и принялись разжигать остальные.
Меня била дрожь, рубаха насквозь промокла от пота, Яр выглядел ничуть не лучше.
— У вас всегда так? — спросил он, отдуваясь.
— Не! — отмахнулся Сивый и жалобно протянул: — Рыжу-у-уля! А мне леденец?
— Ты большой уже! — отшила его девчонка.
Гнёт с усмешкой глянул на меня и вдруг заявил:
— Серый, да ты весь мокрый, будто обделался!
Я уже успокоился в достаточной мере, чтобы не полезть за словом в карман.
— Если я обмочился, то чего у тебя портки мокрые? Вон — из штанины течёт!
Пацан невольно опустил взгляд, и я не преминул этим воспользоваться, легонько прихватил его за подбородок.
— Саечка за испуг!
Все развеселились, а вот мне было не до смеха. Пусть и растягивал губы в улыбке и требовал наравне с другими от Рыжули леденец, но противная стылость в груди так никуда и не делась. С каждым вдохом я словно втягивал в себя остатки разлившейся кругом небесной энергии, и ощущение это было не из приятных. Чертовски хотелось убедить себя в том, что всему виной простой самообман, но нет, нет и нет. Сейчас всё было всерьёз.