Я шумно выдохнул, вновь наполнил лёгкие воздухом и буркнул:
— Да может, кошель пустой был?
Знал, что придётся лихо, и в своих ожиданиях не обманулся. Теперь уже не просто шею сдавило, тяжесть навалилась на всё тело, враз себя живьём закопанным ощутил. Задёргался, забился, и всё без толку. Ещё немного — и лопну! Видел я собаку, которую тележным колесом переехало…
— Не расскажешь мне, никому уже не расскажешь! — пригрозил охотник на воров. — Твой выбор!
— Не посмеешь! Найдут! — попытался выдавить я из себя и не смог, только впустую губами пошевелил.
Впрочем, меня поняли и так.
— Шутишь? Да всем плевать на дохлого босяка!
И действительно — всем плевать.
Черти драные! Ну хоть бы кто-нибудь в подворотню завернул! Хоть бы кто-нибудь появился! Так нет же — рано. Слишком рано. А для одного дурного босяка вот-вот станет слишком поздно.
Меня впечатало в стену и едва не расплющило о неё, я сдался и выдохнул:
— Был! Был третий!
Стало легче, но давление никуда не делось, и я продолжил ощущать его каждой частичкой своего тела. А чуть усилится — лопну и окроплю бутовый камень кровушкой.
Не хочу!
— Грабителей трое было? — спросил охотник на воров.
Возник соблазн подтвердить, но побоялся завраться, поэтому выложил чистую правду:
— Нет, он раньше пришёл.
Молодчик хмыкнул.
— А чего ж ты никому о нём не рассказал?
Я оскалился.
— А на кой? Чтобы наши прознали, в осведомители записали и глотку перерезали?
Охотник на воров покивал:
— Ну да, ну да…
Давление самую малость ослабло, и я зачастил:
— Показаний давать не стану. Спросят — отпираться буду!
— Умолкни! — потребовал молодчик, потёр подбородок и спросил: — Этот третий… Когда он ушёл?
Взгляд водянисто-синих глаз уколол двумя спицами, и я с ответом не промешкал ни единого лишнего мгновения.
— Незадолго до пожара!
— А пришёл когда?
— За час, наверное, до той парочки.
— Как выглядел?
Я закрыл глаза и восстановил в памяти тот злополучный день. Описывать лицо ухаря с разыскного листка не стал, вместо этого рассказал охотнику на воров о том, что видел собственными глазами.
— Вразвалочку шёл, как моряк? — заинтересовали того мои слова. — Узнать его сможешь?
— Не уверен.
Тайнознатец вновь хмыкнул и развеял чары; я едва на землю не осел из-за накатившей вдруг слабости. В голове зашумело, мир сделался серым, но удалось пересилить подступившее беспамятство и устоять на ногах.
— Идём! — позвал меня охотник на воров.
— Куда ещё? — сипло выдохнул я и поспешил предупредить: — Показаний давать не стану!
— И не придётся! Просто разыскные листы посмотришь. Сможешь третьего опознать, и я о тебе забуду.
— А если не смогу?
— Видно будет.
Столь неопределённый ответ нисколько не порадовал, но я уже был счастлив только лишь оттого, что не лишился головы. И пусть хотелось поскорее отвязаться от сволочного охотника на воров, твёрдо заявил:
— Сейчас никак не получится — лечение иду отрабатывать. А вечером другими делами занят буду. Монахи ногу сломать грозились, а если своих подведу — и вовсе перо в бок сунут. В кутузке и то дольше проживу.
Молодчик смерил меня пристальным взглядом, но всё же давить не стал и вынул из кармана какой-то бумажный прямоугольник.
— Держи!
— Это чего ещё? — насторожился я, но карточку всё же принял.
— Покажешь в Чернильной округе — подскажут, как меня найти. И если погонят оттуда, тоже покажи. Жду завтра до трёх пополудни, а не придёшь, сам найду! И поверь — тебе это не понравится!
Молодчик поправил котелок, выскользнул из подворотни и потопал по своим людоедским делам, а я взглянул на прямоугольник плотной, чуть желтоватой бумаги.
Горан Осьмой
Охотник на воров
Аспирант
Я присвистнул и болезненно поморщился, затем легонько потёр передавленную чарами шею, закашлялся и сплюнул, вновь помянув недобрым словом утопавшего прочь тайнознатца.
Цельный аспирант, ну надо же!
Повезло, что выкрутился. За жабры ведь взяли! Лишнее бы словечко сказал и пропал. Пропал, как и не бывало.
Впрочем, а выкрутился ли? Такой и на Заречной стороне, и в Гнилом доме достанет. Придётся идти.
Я передёрнул плечами и зябко поёжился, когда на ухо будто кто шепнул:
«Взял чужое — жди беды!»
Глава 13
3–8
Брат Тихий дожидался меня у ворот монастыря. Ухо у него пришло в норму, а вот настроение осталось всё таким же скверным. Глянул откровенно недобро, будто в его злоключениях была хотя бы малая толика моей вины, ещё и буркнул через губу: