– Я задержусь на денек. Передай всем мои извинения и большой привет.
– Разумеется. Который час?
– Почти одиннадцать.
– Что ж, мне пора собираться. Увидимся в светлень.
– Ежели Богиня не передумает, – сказал Винтерхольм, спрятал в карман остатки печенья и вышел, насвистывая.
Варис осторожно побрился, оделся и оценил погоду. Было прохладно, однако небо кое-где голубело, а с севера дул свежий ветер. Варис выбрал шляпу, легкое пальто и трость – без спрятанного в ней клинка, но все же с утяжелением, – и решил пройтись пешком два мила до парламента.
Туда он добрался к половине первого. Утреннее заседание уже закончилось, в здании почти никого не осталось. Извор сидел у себя в кабинете.
– Рад видеть вас, Варис. Хорошо выглядите.
– Да, спасибо.
– Простите, вам придется немного подождать. Утро прошло в суете, ассамблея хотела закончить все дела до перерыва, и нам это удалось, но… Попрошу-ка я принести нам чаю.
– Извор, а в Ферангарде действительно объявили таинство причащения вне закона?
Извор отложил бумаги и взглянул на Вариса поверх очков. Его пушистые усы слегка обвисли.
– Как официальную церемонию – да.
– По-вашему, это не важно?
– Мне очень интересно, как им удастся обеспечить соблюдение этого закона.
– И Каббельсу наверняка тоже интересно.
– Вы считаете, что Каббельс как-то связан с Рохой Серестором?
– Нет, конечно. Он на это не способен. У Каббельса есть одно-единственное достоинство – он не в состоянии относиться к другим как к равным. – Варис едва заметно улыбнулся. – Посланнику он не понравится.
Извор откинулся на спинку кресла и кивнул:
– Да, вы правы.
– Дело не в Каббельсе. Если партии Мира удалось провести такой закон…
– Варис, – невозмутимо сказал Извор, – вы когда-нибудь присутствовали на таинстве причащения чаробраза? Не в Ферангарде, а здесь, в Лескории.
– Нет.
– Нет. Вас следует называть аниконистом, потому что «атеист» по закону считается оскорблением. И отец ваш не был человеком верующим. Варис, причащение – это когда Богиня воплощается в тело чаробраза…
– Да, я знаю. Березар вот-вот станет чаробразом капеллы…
– …воплощается в тело чаробраза, в буквальном смысле слова. Творится волшебство, немедленно даются ответы на мольбы, голосом Богини. Знаете, что делают, когда Богиня снисходит? Люди несут в горсти иссохшую землю, просят ее возродить. Приводят увечных детей, безумных тетушек и бесплодных жен и умоляют: «О Богиня, исправь дело рук Твоих». Привозят трупы и просят их воскресить. – Извор подался вперед. – Иногда, Варис, иногда… они воскресают. Но это не благословение. – Он придавил руками бумаги – законопроекты, костяк конституционных изменений. – Все это невозможно уничтожить простым объявлением вне закона. По-моему, это глупость. Все закончится репрессиями и катастрофой. Но я не могу укорять их за попытку взять это под какой-то контроль. – Он взмахнул рукой. – Роха Серестор прав касательно королевского причащения. Даже если правитель оставался в живых после церемонии, то это пагубно влияло на политический курс.
– Что ж, – сказал Варис. – А зачем преследовать чародеев?
– У вас сегодня очень странное настроение, – сказал Извор. – Вы не верите в Богиню, не верите в пользу магии, но хотите вмешаться в действия дружественного нам правительства из-за того и другого.
– Я не хочу вмешиваться, – медленно произнес Варис. – И я вовсе не уверен в дружественных намерениях этого правительства.
– Ну наконец-то. Садитесь, Варис.
Он сел. Извор вытащил из-под разбросанных по столу документов толстую картонную папку. Варис знал, что это часть досье, которое не хранится в парламенте. Название папки, как и документы в ней, было зашифровано.
– Это на кого?
– На Роху Серестора. Я не так стар и слеп, как вы думаете. Посланник мне тоже не нравится; он, как и наш раскритикованный верховный судья, не видит дальше своего носа и именует это прозорливостью.
Варис перелистал страницы. Шифр он знал наизусть, но сначала следовало раскодировать документы.
– Что здесь у нас?
– Не так уж и много. Настоящих фанатиков, в отличие от лицемеров, очень трудно шантажировать. Однако же что бы мы ни думали о посланнике, он законный представитель суверенного государства, такого же древнего и цивилизованного, как и наше. И все то, что происходит в Ферангарде, нас не касается до тех пор, пока оно остается в Ферангарде… за исключением тех случаев, когда это может послужить примером, хорошим или дурным, для реформ нашей конституции. – Извор говорил ровным голосом, без всякого брюзжания, как будто читал лекцию, а не нотацию.