– Вероятно, Альбин, во избежание неудобных вопросов о засаде на Папу, наведался к торговцам краденым и выкупил свой нагрудный крест, который затем возвратил аркарию. У Церкви он уже и без того подворовывал, так что не хотел лишний раз привлекать к себе внимание.
– То, что он вор, это налицо, – кивнул Павел. – Но у меня есть подозрение, что все здесь гораздо глубже.
– В смысле нападения на Папу Льва?
– Все трое, попавшие в наше поле зрения, имели свободный доступ к папской сокровищнице: Пасхалий с Кампулом при Папе Адриане, а затем вот Альбин при Льве.
– Ты полагаешь, что между ними может быть некий сговор?
– Я бы не удивился, – с циничной усмешкой ответил мой друг.
– Звучит как-то несуразно, – усомнился я. – Кампул с Пасхалием принадлежат к партии, ратующей за низложение нынешнего Папы. Альбин же, наоборот, принадлежит к числу их противников. Он ставленник Льва, и, случись что, вместе с ним уйдет и он.
– Это головоломка, о которой ты мог бы поведать архиепископу Арну: пускай он и выискивает ответ, – сухо определил Павел.
Он развернул ткань, в которой нес золотую чашу и сосуд с образом победоносного всадника, и поставил оба предмета на стол.
– Пожалуй, тебе настало время представить ему доклад в личном порядке, а с собою взять эту вот посудину с кровожадным воином, – посоветовал мой товарищ. – Расскажи доброму архиепископу, где ты ее нашел, а также донеси, что в Риме пахнет чем-то весьма скверным.
– А чаша? Что ты с ней думаешь делать?
– Ее я попридержу и покажу кое-кому из своих людей среди торговцев краденым. Если им предлагалась эта вещь или что-нибудь ей подобное, то это могло бы вывести нас на загадочную Меховую Шляпу, который нанял шайку Гавино, или на кого-нибудь из его высокопоставленных сообщников.
Он указал на сосуд и добавил:
– Я и понятия не имел, что среди аваров есть ювелиры, способные на такое. Несомненно, эта вещь была изготовлена в ознаменование какой-то важной победы, одержанной этим самым всадником.
– Интересно, кто бы это мог быть, – сказал я.
Павел пожал плечами:
– Да кто ж про то знает! Это событие могло иметь место десятилетия назад. Хотя сам предмет смотрится отнюдь не старинным.
Мой друг дыхнул на золотую поверхность, потер ее рукавом и поднял на свет, вглядываясь в гравировку.
– Что ты там ищешь? – полюбопытствовал я.
– Что-нибудь, указывающее на создателя этой вещи, – сказал он, поворачивая вещь под разными углами. – Его клеймо. Это работа истинного мастера своего дела. Даже варвару авару достало бы ума поставить на ней какую-нибудь личную метку, пускай хотя бы крохотную и в каком-нибудь укромном месте. – Он удовлетворенно хмыкнул: – Ну вот, я так и думал: вот она, метка! Напоминает значки, что в ходу у вас, северян. Быть может, ты углядишь в ней какой-нибудь смысл?
Он передал мне кувшин:
– Буквы внутри обода подставки, так что, когда вещь ставится на стол, их не видно.
Я не сразу, но разглядел найденную Павлом надпись, а также понял, почему он упомянул письмо севера. Буквы действительно напоминали руны.
– Они тебе о чем-нибудь говорят? – спросил меня друг.
Я покрутил сосуд так и эдак, пытаясь более внятно разглядеть те литеры. Всего их было пять – таких мелких, что сложно и разобрать.
– Не так-то просто их разглядеть, – сказал я. – Если бы их выписать покрупнее, то, может, был бы толк.
Павел поднес мне со стола стиль и вощеную дощечку, и я перерисовал эти буквы, а закончив, оглядел их на воске, но без особого успеха.
– Мой отец разбирался в старых письменах и заставил меня в детстве выучить руническую азбуку. Но с практической целью я ее никогда не использовал, – признался я. – Так что литеры мне толком ни о чем не говорят. Хотя в целом это слово видится мне как lagiz — одна литера напоминает L, а последняя похожа на нашу Z.
– Ну вот, еще одна загадка насчет нашего царственного воина, – заметил хозяин дома. – Так что когда ты вернешься в Падерборн, то, может, найдешь при дворе короля Карла кого-нибудь, способного их перевести. Насколько мне известно, король окружил там себя обществом ученых мужей.
– Честно говоря, я думал подзадержаться в Риме, – нехотя вздохнул я, – помочь тебе с твоими расспросами.
Друг удостоил меня косого взгляда, многозначительно при этом нахмурившись.
– Зигвульф, мы имеем дело с людьми жестокими и безжалостными. Если то твое небольшое приключение в трущобах дойдет до кого надо, то они могут уяснить, кто ты такой и зачем прибыл в Рим. А потом принять меры, чтобы ответ своему хозяину ты не доставил никогда.