Теперь Мюллер, немец. Ученый. Во время войны служил Рейху... в абвере. Я знал его достаточно хорошо. Он был человеком партии. Одно время поговаривали, будто бы он принимал участие в заговоре против Гитлера. Однако избежал повешения на крючке для мясных туш, каким-то образом бежал, а после войны вернулся к карьере ученого. Герр доктор. Профессор. Да, разумеется, католик. Самое интересное в этой истории заговора против Гитлера состоит в том, что Мюллер исполнял роль подсадной утки. Известно ли вам значение этого термина в данном контексте? Нет? Ну, был внедренным агентом. Гестапо внедрило его в среду настоящих заговорщиков, он работал сразу на двух господ, был человеком абвера и принимал участие в операции гестапо... Так вот, он выдал всех этих людей, это была его работа, и получил за свой подвиг медаль. Какое-то время после этого я служил при нем адъютантом. Я знал об этой операции. И да, он был в Париже во время оккупации.
Так, идем дальше... Отец Жильбер, француз, священник из Бретани. Преданные прихожане едва не прикончили его вскоре после высадки союзных войск в Нормандии, летом 1944-го. Его проблема заключалась в том, что по натуре своей он не был борцом. Скорее любовником. Считал, что лучше всего проводить время с красивыми мальчиками. Когда немцы собрали вещички и ударились в бегство, один из его дружков, француз, подверг сомнению действия отца Жильбера во время войны. Его назвали коллаборационистом, намекнули, что пустят на корм рыбе. А какие-то фермеры поймали его, обмазали дегтем и обваляли в перьях. Он бежал в Рим и отсиживался там целый год. А затем нашел себе более безопасное занятие, уселся писать мемуары. Издавал эдакие изящные томики, дневники сельского священника... все полное вранье и плод не в меру разыгравшегося воображения. Умудрился очень неплохо заработать на этом, а часть денег отправлял своим защитникам, в Легион Кондор, «Die Spinne», разным там старым недобитым фашистам.
Джеффри Стрейчен, человек из Ми-15. Сэр Джеффри Стрейчен. Почтенный, казалось бы, господин, из обеспеченной семьи, имеет собственный замок в Шотландии. Правда, последние лет тридцать о нем почти ничего не слышно. Чем вызван столь ранний уход в отставку? А что, волне законный вопрос. Вызван он одной небольшой проблемой, имеющей прямое отношение к драке бульдогов под ковром. Стрейчен находился в Берлине еще до войны. Затем вернулся в Англию и стал советником премьер-министра Чемберлена... А Проблема заключается в том, что он был и оставался агентом Третьего рейха и имел самые тесные связи с Деницом и Канарисом. Охотился на кабанов с самим Герингом. Англичане узнали все это в 1941-м, немного попользовались им в собственных целях, а затем тихо, без всякого скандала, отправили в отставку. И доклад о расследовании на эту тему сейчас, без сомнения, выглядит совсем иначе. В начале пятидесятых они были настолько озабочены красными шпионами, что какой-то там эксцентричный старый фашист мало их интересовал.
Столбик пепла на сигаре Кальдера достигал в длину добрых двух дюймов, и он любовно рассматривал его с таким видом, точно жалел стряхивать в пепельницу. Затем провел сигарой по ободку одной из хрустальных пепельниц, посмотрел, как столбик отвалился.
— Итак, вы начали смекать, что к чему? — продолжил он. — Постарайтесь понять, в каком сложном мире приходится нам сейчас жить. Да, все эти люди были католиками, все они в сороковые побывали в Париже. Знали ли они об ассасинах? Возможно. Кое-кто из них точно знал, я просто уверен в этом. Но вовсе не поэтому некто включил их в общий список жертв, людей, подлежащих уничтожению. Этот некто хотел, чтоб они замолчали раз и навсегда.
А разгадка в том, друзья мои, что все они были нацистами. Именно поэтому и должны были умереть. Они были католиками, работающими на фашистов. Уж я-то это точно знаю. Понимаете? Ну, конечно, понимаете. Через дочь Лебека и документы епископа Торричелли вы узнали, что в те дни между Ватиканом и Рейхом существовала связь. Я лишь могу добавить кое-какие детали. Эти четверо знали об этой связи, знали о том, что мисс Лебек назвала взаимным шантажом... а потому должны были умереть.
Все вокруг менялось с непостижимой быстротой. Не было времени освоиться с ситуацией, осмыслить все сказанное Кальдером. Убитые из списка Вэл превращались из страдальцев и невинных жертв в циничных мерзавцев. Они восстали из прошлого и явили настоящую свою суть. Еще один человек сделал вылазку из своего прошлого. Переписывал личную свою историю.
— Но ведь не хотите же вы сказать, что и Кёртис Локхарт тоже был нацистом, — заметила Элизабет.
— Конечно, нет, сестра. Сложный был человек, игрок по натуре. Ненавидел проигрывать, а потому порой ставил не на ту лошадку. Но я так полагаю, причина убийства Локхарта должна быть вам очевидна. — Он сунул палеи под накрахмаленный воротничок рубашки, немного оттянул его. Дрова в камине пылали, стало жарко. — Он был слишком близок к сестре Валентине. Она должна была умереть, потому что слишком много знала. Он должен был умереть, потому что она могла рассказать ему... вот причина нападения на Дрискила. Локхарт убит из опасения, что она могла с ним поделиться своими открытиями. И следующей должны были стать вы, сестра Элизабет, поскольку вы тоже слишком много узнали и не выказывали ни малейшего намерения прийти в чувство. — Лицо его раскраснелось, то ли от сливовицы, то ли от жары, но он явно упивался собой. И время от времени многозначительно подмигивал Данну, который в ответ лишь терпеливо улыбался.
— И все же вернемся к списку Вэл, — сказал я. — Почему ваше имя значилось там под номером шесть? Ваше прежнее имя. И вы единственный, кто не разделил судьбу остальных пятерых. Вы, в отличие от них, слава богу, живы.
На улице громко залаяли собаки. Ветер усилился и завывал в каминной трубе.
Кальдер, подкатив в кресле к окну, отодвинул край шторы, выглянул.
— Что-то на них иногда находит. Нервничают, — заметил он.
У меня же не выходила из головы одна мысль.
Кто-то хочет стереть его прошлое... Людей убирают, прошлое переписывается... Кто-то...
Тот, кто хочет стать новым Папой.
* * *
Вошел слуга Кальдера, поворошил угли в камине, подбросил поленьев. А потом накинул на плечи хозяину теплый плед.
— С кровообращением у меня нелады, — пробормотал Кальдер. И обернулся к слуге: — Ступай, посмотри, что там с гончими. Пусть Карл проверит, обойдет участок по периметру. На всякий случай.
— А нельзя ли задать вам еще несколько вопросов? — спросил я. — О Саймоне Виргиний, заговоре Пия. И еще, кто был тот важный человек с поезда...
— И почему в ночи лаяла собака, — насмешливо перебил меня он. — Вы прямо как Шерлок Холмс, мистер Дрискил.
— И о личности человека по прозвищу Архигерцог...
— Чувствую себя официантом, принимающим заказ. Впрочем, — тут он вскинул руку, как бы отметая тем самым мои извинения, — разве все мы собрались здесь не для того, чтобы поболтать о добрых старых временах? Да и что у меня осталось, кроме этих самых славных старых времен?... А они и впрямь были славные, можете мне поверить. Так, с чего лучше начать? Я расскажу вам все, что знаю. Святой отец?... — Он вопросительно взглянул на Данна, тот кивнул.
— Все начинается с Саймона Виргиния, — сказал я.
— И им же, вероятно, и заканчивается, так? Ладно... допрос Амброза Кальдера продолжается. — Тут вдруг он сильно стукнул кулаком по столу. — Ахтунг! — вскричал он, впервые за все время по-немецки. Прежде никакого акцента я у него не чувствовал, ну, разве что совсем небольшой, европейский, но какой-то неопределенный. — Есть много способ заставлять человек говорить, — коверкая слова, с сильным немецким акцентом произнес он и расхохотался. — Так говорят немцы в старых американских фильмах... и я был одним из этих немцев. — Он вздохнул. — Давно это было. Итак, Саймон Виргиний.