Спускались по шатким сходням, гнущимся под тяжестью шагов. Затем пробирались через комья водорослей, раскиданных по мокрому песку. В водорослях поблескивали раковины морских обитателей и копошились крабы. По берегу расхаживали горделивые белые аисты. Птицы кормились добычей, которую они вытаскивали из ила длинными клювами и подбрасывали в воздух. Ветер пах рыбой и солью. После нескольких дней, проведенных на качающемся корабле, суша, казалось, сопротивлялась ногам.
– Как по-твоему, сколько мы тут проторчим? – спросил Шальги.
– Пока не соберутся все ярлы, которых ждут, – ответил Стейнольфур. – В любом случае датчане будут дожидаться попутных ветров.
Шальги оглянулся на корабли:
– Так сейчас ветер что ни на есть попутный.
– Если плыть на юг, да, – сказал Гейрмунн. – Но мы поплывем отсюда на запад.
Они миновали границу прилива. Песок под ногами делался все суше. Вскоре ноги уже вязли в нем. Вокруг тянулись песчаные дюны. Пройдя еще немного, Гейрмунн со спутниками поднялись на невысокий, поросший травой холм. Там на огромном пространстве простирался лагерь, устроенный воинами с кораблей. Казалось, лагерь тянется до самого горизонта. Шум, доносившийся оттуда, напоминал раскаты далекого, неумолчного грома.
– Есть на что посмотреть, – сказал Шальги.
– Адская Шкура! – послышалось сзади.
Гейрмунн обернулся. Его подзывал поднявшийся на холм Гутрум.
– Идем со мной.
Гейрмунн кивнул. Прежде чем уйти, он велел Стейнольфуру найти место для ночлега вблизи людей Гутрума, но как можно дальше от воды, чтобы, если ночью разразится буря, им не пришлось просыпаться в море. Отдав распоряжения, он последовал за Гутрумом. Датчанин шагал по подобию широкой улицы, что тянулась через лагерь, ведя к центру. Стучали молоты в походных кузницах. Рядом, в шатрах и под открытым небом, трудились ремесленники по дереву и коже, швецы и ткачи. Мясники разделывали туши. В кострах пылал огонь. Чем дальше они шли, тем сильнее лагерь пах жизнью и ее отбросами. Этот бурлящий город был куда больше Авальсснеса.
Среди встречавшихся воинов было много женщин. Гейрмунн вглядывался в их лица – не покажется ли Эйвор. Видя Гутрума, воины приветственно наклоняли головы. На Гейрмунна и они, и ремесленники в шатрах поглядывали с любопытством. Гутрум это заметил.
– Таких уродливых лиц они еще не видели, – признался он Гейрмунну.
– Значит, они не видели Река? – тут же спросил Гейрмунн.
Смех датчанина был похож на резкий звук козьего рога.
– Я бы попридержал язык. Рек может тебя услышать. А тебе с ним еще плыть и плыть.
Этого Гейрмунн и боялся.
– Я понимаю, отчего на тебя пялятся, – продолжал датчанин. – Ты совсем не похож на норвежца.
– Мне уже так говорили.
– А Хьёр и вправду твой отец?
Бесцеремонность вопроса помешала Гейрмунну ответить сразу. Ошеломленный, он замедлил шаг и почти остановился посреди лагерной дороги.
– Может, ты уже сидел в материнском чреве, когда она покидала Бьярмаланд? – не угомонялся Гутрум.
Теперь Гейрмунн полностью остановился. Рука едва удержалась, чтобы не схватиться за рукоять меча.
– Ярл Гутрум, немедленно возьми свои слова обратно.
Датчанин остановился, выпрямившись во весь рост.
– Ты так думаешь? – спросил он, склоняя голову набок.
– Да, я так думаю. Если уж тебе надобно, оскорбляй меня. Но оскорблять мою мать я не позволю.
Напряжение миновало. Гутрум кивнул:
– Согласен. Но что скажешь об отце?
– Он – мой отец. – Гейрмунн пошел дальше. В воздухе густо пахло навозом. Видно, где-то поблизости стоял загон со скотом. – Всем известно, что мы с братом родились через год после приезда матери в Авальсснес. Никто в этом не сомневается.
Похоже, датчанин согласился с его словами.
– Странно, что, сбежав подобным образом из родного дома, ты по-прежнему зовешь Хьёра отцом. Он по-прежнему твой конунг?
Этот вопрос Гейрмунн себе не задавал; во всяком случае, не такими словами.
– Не знаю, – сказал он.
– Твой поступок требовал мужества, – сказал Гутрум. – Прийти ко мне, как попрошайка. Без корабля, без воинов.
– Я не попрошайничал, – напомнил Гейрмунн.
– Я не намереваюсь тебя оскорбить. Я же сказал, что восхищаюсь твоим мужеством. Но мужество и честь – не одно и то же. Даже предатели и клятвопреступники способны проявлять мужество. Я лишь раздумываю о том, куда направлена твоя верность.
– Что ж, это честно. – Гейрмунн заметил вдалеке большой шатер и решил, что Гутрум ведет его туда. – Но и я скажу, что верность и честь – не всегда одно и то же. Бывают мгновенья, когда ради чести жертвуешь верностью.