– Они ушли, – сказал Хамунн.
В словах брата ощущался вопрос.
Гейрмунн кивнул.
– Они вернутся?
– Непременно, – ответил Гейрмунн. – Но не сегодня.
– Как твоя рука?
– Покалечена.
Гейрмунн посмотрел на раненую руку и заметил что-то белесое, торчащее из рваного, окровавленного рукава. Поначалу он принял это за обломок кости, но вскоре понял, что ошибся. Это был всего лишь волчий зуб. Гейрмунн вытащил и подержал на ладони белый волчий клык с окровавленным корнем.
– Я буду жить, – сказал он и повернулся к пристально глядящему на него Хамунну.
Глаза брата еще сверкали угасающим неистовством битвы. Но на боку Хамунна расплывалось кровавое пятно.
– А ты? – спросил Гейрмунн.
Хамунн перевел взгляд с руки брата на свой бок.
– Я тоже буду жить. Кровь всегда усугубляет истинное положение вещей.
– Ты уверен?
Хамунн сглотнул ком в горле и кивнул, затем обвел взглядом поле битвы.
Другой рукой Гейрмунн коснулся волчьей туши, вдавив пальцы в густую шерсть. Под нею скрывалось отощавшее тело с выступающими ребрами.
– Эта стая сильно оголодала, – сказал он. – Уже и зубы шатаются.
Напавшие волки не были кровожадными, злобными или мстительными. Стая дошла до отчаяния. Однако Гейрмунн знал: это ничего не меняет. Он зажал в кулаке волчий зуб. Даже если вызов и гнев в глазах предводительницы стаи ему привиделись, земли Ругаланна оскудели добычей и не могли прокормить каждое брюхо. Бой и смерть были неминуемы.
Гейрмунн встал:
– Надо устроить привал. Развести костер, промыть раны и содрать шкуры со зверей. Утром двинемся в обратный путь.
Хамунн рассеянно кивнул. Солнце уже почти зашло. Последние светлые минуты братья потратили на расчистку места под костер и ночлег и рубку сухостоя. Гейрмунн подтащил волчьи туши к костровой яме. Хамунн взялся развести огонь и достал затейливо украшенное кресало, привезенное из совместного с отцом путешествия на восток, в финские земли. На сверкающей бронзовой рукоятке кресала были вырезаны фигуры двух всадников, мчащихся друг на друга. Но при всей внешней красоте кресало брата не давало таких искр, как простое стальное кресало Гейрмунна. Хамунн делал попытку за попыткой. Его удары кремнем были слабыми и бесполезными. Гейрмунн уже хотел вмешаться, когда над трутом появились струйки дыма. Хамунн медленно встал. Судя по всему, ноги плохо его держали.
– Ты неважно выглядишь, – сказал брату Гейрмунн.
Хамунн кивнул.
– Мне что-то… – Он не договорил.
– Садись. Сейчас осмотрю твою…
Словно рогожный куль, Хамунн повалился на землю. Гейрмунн подбежал к нему.
– Посмотри на меня, – потребовал он, похлопывая брата по бледной щеке. – Посмотри на меня!
Но глаза Хамунна тупо вращались под полузакрытыми веками.
Гейрмунн ощупал одежду на раненом боку брата: мокрую и отяжелевшую от крови. Тогда он ножом разрезал слой за слоем и обнаружил глубокую рану чуть ниже подмышки, откуда лилась кровь. Покусывая губы, Гейрмунн смотрел на рану, затем поспешил к костру. Он сунул лезвие топора в разгорающийся огонь и наполнил снегом чашу из мыльного камня. Чашу он оставил возле костра – греть талую воду, а сам вернулся к брату и, как мог, попытался остановить кровь, зажав рану ладонями.
– Ну и дурень ты, Хамунн, – прошептал он.
Вода быстро согрелась. Гейрмунн плеснул из чаши на рану, промывая ее. Потом вынул из огня топор и проверил, хорошо ли нагрелось лезвие, бросив на металл горсть снега. Снег зашипел и мигом испарился.
– Не знаю, слышишь ли меня сейчас, – сказал Гейрмунн, вставая над братом. – Но крепись, братец. Будет больно.
Он нагнулся, поднял руку брата, полностью обнажая раненое место, и плашмя приложил лезвие топора к ране. Хамунн застонал, но не вздрогнул, когда горячий металл обжег плоть. Над раной взвился дымок. Запахло паленым мясом. Гейрмунн чуть не задохнулся, хорошо зная, чем вызван удушливый запах.
Немного обождав, Гейрмунн отвел топор, успевший слегка прилипнуть к коже брата. Он облегченно вздохнул, увидев, что жуткая рана перестала кровоточить. Оставалось надеяться, что кровь не хлынет внутрь – в живот и под ребра Хамунна. Случись такое, он уже не сможет помочь брату. Гейрмунн свернул полотняный лоскут, вылил туда остатки медовухи из бурдюка и приложил к ране, а чтобы лоскут не сполз и медовуха впиталась в рану, привязал руку Хамунна к боку.
– Теперь надо думать, как вытаскивать тебя отсюда, – сказал Гейрмунн, разглядывая туши убитых волков.