Основная проблема состоит не в лингвистах и даже не в Центре. Главная проблема – это Лаури, потому что он хранит твою тайну, а взамен ты должна давать ему все, что он пожелает, в разумных пределах, конечно. Лаури инвестировал кровь и пот других людей в идею экспедиций, основываясь на предположении, что граница – это непреодолимый барьер, а значит, сам он находится в безопасности, по ту сторону, где всё в порядке. В то время как Уитби старается разрушить стену традиционных представлений: «Говоря о границе, важно понимать, что это всего лишь условное ограничение Зоны Икс». Да какая разница?
Лично тебе кажется важным другое: правда, содержащаяся в слухах о жестокости Лаури, который, едва попав в Центр, принялся выстраивать нечто вроде звуконепроницаемой мастерской. Слухи доносятся до тебя год за годом, далекие, но вполне различимые, словно перезвон колокольцев, разносящийся по темному, густому лесу. Манящий звук, обещающий все блага цивилизации, но когда заблудший доходит до конца тропы, то видит лишь бойню, заваленную трупами. И доказательством служит факт, что Лаури так легко взял верх над Питманом, твоим номинальным боссом в Центре, и теперь давит на тебя, требуя результатов.
Неким непостижимым образом ты вдруг понимаешь, что подход Лаури заключается в том, чтобы держать Южный предел как можно дальше от ответов. Он похож на астронавта, улетающего в пустоту необъятного космоса и, размахивая руками, лишь приближающего момент, когда спасти его станет уже невозможно. Хуже того, вспоминая безо всякой ностальгии те полные стресса дни, когда ты работала психологом, возвращаясь к приобретенному в то время образу мысли, ты понимаешь, что Лаури обрек себя на поиск новых и новых способов вновь пережить свой кошмарный опыт в Зоне Икс, так чтобы никогда не обрести свободу, с каждой попыткой избавиться от прошлого, лишь крепче прижимаясь к нему.
Ко времени, когда начался одиннадцатый цикл экспедиций, ты чувствовала себя полностью вымотанной. Планы Центра начали меняться – прежний поток нового персонала, денег и оборудования превратился в жалкий ручеек. Словно в Южном пределе занимались мелкими болячками, в то время как основная доля финансирования шла на борьбу с местным терроризмом и сокрытие свидетельств надвигающейся экологической катастрофы.
И вот после долгих дней отсутствия ты возвращаешься в дом в Бликерсвилле, ненадежное убежище. Тебя преследуют призраки, сидят на диване, заглядывают в окна. В самые неподходящие моменты – во время общего собрания, когда ты сидишь за ленчем с Грейс в кафетерии или осматриваешь свой кабинет в поисках свежих жучков, поставленных службой безопасности Центра, – в голову лезут самые противные мысли. Что все твои труды и старания напрасны, что ни к чему они не приведут. Каждая экспедиция словно давит на тебя своим весом.
– Я мог бы стать директором, – похвастался однажды Лаури, – но я вовремя услышал звоночек и понял намек.
Ты знаешь, что это за звоночек – страх, навечно поселившийся в его голове, но сам Лаури никогда в этом не признается. В тоне, которым он тебя подбадривает, звучит темная ирония, словно Лаури знает, что снова и снова требует невозможного.
Ты все время беспокоишься, вечно пребываешь в каком-то лихорадочном состоянии, боишься, что кто-то в Южном пределе или Центре узнает твою тайну, – ведь Лаури не может вечно утаивать информацию, зато может проболтаться, если решит, что пора от тебя избавиться. Соображения безопасности. Лгунья. Слишком эмоционально вовлечена в работу. И однако, наибольшее недоверие вызывает твоя способность к состраданию, которую ты стараешься скрыть в общении со всеми, кроме, пожалуй, Грейс. Ты всегда холодна, отстранена, даже груба, думаешь, что тогда тебя будут считать ясно мыслящим и объективным ученым. Пусть даже играя эту роль, ты действительно становишься холодна, отстранена и груба.