- Ха, не можешь открыть, Харрис? Неудивительно. Здесь нет электроники. Старый добрый механический замок. Мы все ждали, когда же ты окажешься здесь. Вот ты и пришел. Единственное место на корабле, где не все доверено современной электронике... Ты думал, мой корабль - это обычное медицинское судно поддержки? Ты ошибся. Что же, ты сам явился туда, куда попал бы рано или поздно. До встречи... - и голос смолк, оставив Харриса гадать, что имел в виду Артадо.
Харрис поспешил назад, минуя уже пройденный путь. В какую бы дверь он не ткнулся, он не мог ее открыть. Он перестал чувствовать потоки энергии. Внезапно свет потух. Все погрузилось в темноту. Слышимые на границе слуха звуки аппаратуры тоже стихли. Наступила полная тишина. Харрис шагнул наугад, не дожидаясь, пока сможет видеть в темноте, и услышал шлепанье своих голых ног по металлу. Звук почему-то испугал его, живо вызвав в сознании картину холодного сырого каземата.
Где-то в глубине корабля вдруг послышался зловещий лязг, затем что-то тяжелое опустилось. Холодивший ступни ног ток воздуха у самого пола как будто перекрыли. Натянутый, как струна, Харрис заслышал далекие шаги и понял - преследователи обложили его со всех сторон и теперь, не торопясь, вооруженные всевозможными сканерами и прожекторами, планомерно сужают круг. Он был уверен, что уж теперь-то они не поддадутся на его уловки, и будут ориентироваться исключительно на показания приборов. Какое-то время он сможет избегать их, прячась в темноте, но лишь оттягивая закономерный финал.
По мере того, как осторожные шаги приближались, Харрис стал медленно отступать к той самой двери, которая впервые его остановила. Он не сорвался на панический бег даже тогда, когда из-за угла мигнул зрачок инфракрасного фонаря и в его тусклом свете не показался причудливый шлем, оснащенный инфракрасной оптикой и тепловыми сканерами. Побеги Харрис, и звуки его шагов тут же уловят преследователи, кинутся за ним по пятам, как стая рассерженных долгой погоней озлобленных гончих.
Капитан какое-то время пятился спиной, боясь пропустить момент, когда, наконец, преследователи выйдут на его след. Видимо, по этой причине он свернул не туда. Почувствовав лопатками холод металла, он сдвинулся в строну, ожидая поворота коридора, но прохода не было. Харрис шагнул в сторону, вытянув в темноту руку, и вновь наткнулся пальцами на металл. Он оказался в тупике. Возвращаться к подлой развилке было уже поздно. Там посверкивали, отражаясь в гладких поверхностях стен, красные огоньки инфрафонарей. Харрис что есть силы вжался в металл стены, понимая, что никакая маскировка теперь ему не поможет. Металл неприятно вытягивал тепло из обнаженного тела, и Харрис вдруг ощутил, что хладное онемение распространяется все дальше и дальше, охватывает неприятными пальцами спину, пробирается под мышками на грудь, превращает ребра под кожей в ледяные пальцы, которые сжимают легкие и сердце морозной хваткой.
Харрис попытался закричать, привлечь внимание своих преследователей, чувствуя, что сейчас умрет. Это было страшнее и ужасней, чем плен. Уж лучше камера и неволя, чем вот такая смерть... Огоньки ловцов мигнули в коридоре перед ним, Харрис потянул к ним ладонь, уже не имея возможности кричать. Его сердце, в последний раз ударившись о ледяную камеру грудной клетки, остановилось, и Харрис, отстраненно понимая в этот миг, что вот сейчас он действительно умер, с удивлением почувствовал, что медленно проваливается сквозь стену, подпиравшую его застывшее тело...
Тело сковывал холод, зубы Харриса отчетливо выстукивали торопливую чечетку, все члены болели - каждая косточка, каждая мышца. Как только какую-либо часть тела покидал холод, ее начинало ломить, завязывая нервы узлами. Харрис беззвучно корчился на полу, а вместе с ним корчились сердце, легкие и желудок, силясь отвоевать у стужи свою плотскую обитель. Харрис замычал от боли, попытался встать на четвереньки, ожидая увидеть направленные на него сверху фонари ловцов, но вокруг было темно. Послышался глухой звук, и Харрис дернул головой, разобрав едва слышные голоса, доносящиеся откуда-то извне:
- Его нет здесь, сэр...
Пауза. Видимо, говоривший прислушивается к коммуникатору. Следует раздраженный ответ:
- Тем не менее, его нет на этой палубе, сэр! И деться ему некуда.
Человек вновь замолчал, выслушивая своего собеседника, затем грязно выругался - видимо, куда-то в сторону, чтобы не услышал человек на другом конце связи, а затем, сдерживая недовольство, вновь ответил:
- Вам сразу следовало отправить его сюда, сэр. Боюсь, мы ошиблись. Попробуем прочесать уровни выше и ниже, сэр...
Послышались тихие шаги, шипение пневматики, лязг тяжелых створок дверей и все стихло. Харрис ничего не понимал. Все еще стоя на четвереньках, он подтянул под себя коленки и на корточках подобрался в ту сторону, откуда исходили голоса. Дорогу ему преградила глухая стена. Харрис провел руками справа и слева, постепенно привыкая в темноте, но никаких признаков двери или прохода не было и в помине.
Харрис обернулся, окидывая улучшившимся зрением помещение, в котором оказался. Больше всего оно походило на лабораторию. Или операционную. Непонятные приборы закрывали металлические стены. В центре на массивном основании стоял операционный стол. Харрис понял это, увидев над его краем кончики пальцев человеческих ног. Капитан наконец поднялся на ноги, ощущая, что прежние боли и ломота испарились без следа. Все еще полностью не различая лежащее на столе тело, он шагнул ближе, в круг бледноватого сияния, падающего конусом из притушенных операционных ламп, висящих сверху над столом.
Что-то знакомое было в обнаженной человеческой фигуре перед ним. На бедрах человека лежал кусок белой материи, на котором покоилась ручка зажима, удерживающего торчащий из тела чуть выше пупка патрубок. Харрис скользнул глазами выше по худому телу, остановил взгляд на проступившей прутьями ребер груди. Приглядевшись, Харрис понял, что перед ним женщина. Чуть ниже левой ключицы алела раскрытая рана. Аккуратное рассечение, сквозь которое в грудную клетку были погружены уже несколько трубок и даже, как показалось Харрису, тонких энергокабелей. Худые руки женщины были раскинуты в стороны, и их кисти терялись в темноте за пределами освещенного круга. Кожа имела металлический сероватый оттенок. Харрис обратил свой взор на запрокинутую назад голову, все еще четко не различая лица, но уже узнавая линию подбородка. Его сердце учащенно забилось, он на секунду закрыл глаза, вызывая в памяти лицо Ли, зажал виски ладонями, порывисто оторвал руки от головы, склонился над телом, подсунул ладонь под затылок женщины и поднял к себе ее лицо.
Да... Это была она! Ли... Любимая Ли. Ее лицо заметно изменилось, обритая голова сделала ее похожей на ребенка. Ребенка с крупными глазами, скрывающимися за огромными лепестками пронизанных темными сосудами полупрозрачных век. Сухие губы сжаты, потрескались и чернели резким пятном на фоне бледной кожи, проткнутой темными ямами запавших щек.
Харрис осторожно оторвал Ли от ложа, подхватил ее безвольную голову и, прижавшись к ней щекой, беззвучно заплакал, тихо раскачиваясь на краю ложа и шепча ее имя. Неизвестно, сколько времени так, сжимая тело Ли, просидел Харрис, когда вдруг почувствовал на своей коже слабое дуновение, щекочущее волоски на шее. Харрис подумал, что это всего лишь внутренняя циркуляция воздуха, но у дуновения был слабый ритм и теплота. Харрис встрепенулся. Осторожно вернул Ли на ложе и склонился над ее губами. Так и есть. Слабое дыхание вырывалось из ее уст. Харрис положил пальцы на артерию у основания шеи и почувствовал слабый пульс. Волна восторга зародилась где-то в глубине его груди. Ширясь и нарастая, разгоняя печаль, выстраивая мысли, очищая душу от тьмы, она рвалась наружу криком - она жива, жива!!! Харрис заметался, пытаясь сделать все сразу, он протягивал руки, желая поднять Ли с этого ужасного ложа, но глаза натыкались на зловещие трубки, погруженные в ее тело. А вдруг она жива лишь благодаря этим приборам? Как узнать? Не торопись, капитан, не торопись... Новой потери тебе не перенести, - бормотал Харрис, рассматривая приборы, которые следили за ним своими индикаторами, насмехались, дразнили, будто осознавая свою власть на ним и Ли.