— Поздравляю, поздравляю, — задыхался он и смеялся, и сочувственно ахал, и даже рукой к моему плечу прикоснулся, словно убедиться хотел, что это действительно я, а не призрак.
«Неужели он? — думал я. — Как трудно поверить...»
— А... Сергей Васильевич... еще в заключении? — шепотом спросил он и скользнул глазами как-то вкось, до пола.
«Он» — решил я.
Вошел в Губоно, в кабинет к заместителю. Тот был один и испуганно удивился.
— Вы... откуда?
— Сейчас из музея, а утром из Чека...
— Вас, стало быть, освободили?
Я рассказал ему все, что счел нужным. Слушал он меня с большим любопытством, расспрашивал о подробностях не столько моих приключений, сколько того, что я видел в Чека. Спрашивал он полушепотом, с таким конспиративным видом, что со стороны мы, наверное, походили на двух заговорщиков.
— Но вот что грустно, товарищ, — сказал я. — Киряков-то остался сидеть, и я уверен — по ошибке. А время, сами знаете, горячее, и ошибки бывают всякие...
Зам решительно прервал меня и даже встал из-за стола.
— Раз арестован — значит, были причины. А рассуждать об ошибках не наше дело. В свое время все выяснится. Извините, но я очень занят...
Уходил я, не могу сказать, чтобы очарованный своим начальством.
Товарищи, с которыми я беседовал, посоветовали ждать, и кое-кто из людей партийных и отзывчивых обещали навести справки.
Когда я вернулся, жизнь в музее текла обычной своей чередой, и мой инцидент уже всем казался исчерпанным. Только не было Инны, которая ушла с передачей.
Букину во что бы то ни стало нужно было открыть кладовые.
— И так это дело тянется уже третий день. Давайте вскроем дверь и потом закажем ключ.
— Но, — осторожно возражал Жабрин, — как же мы, сломав замок, оставим дверь не запертой? Я думаю, что будет лучше изготовить ключ, а уж потом — вскрывать.
— А сколько времени мы будем ждать ключа?
— Ну, день — два. Не более трех...
— Позвольте, — вмешался я, — ключ будет изготовлен в два часа. Сосед, знакомый слесарь, это сделает...
— Конечно, как хотите... Но предупреждаю, товарищи, что могут быть неприятности. То же Губоно нас может обвинить, если дверь нам не удастся запереть и... что-нибудь пропадет.
Этот предостерегающий тон меня возмутил.
— Ломаем, и никаких чертей! Я лично буду отвечать за все...
Жабрин вздернул плечами и круто повернулся.
— Я здесь не участник!
— Тем лучше, — раздраженно ответил я.
Война с ним начиналась в открытую.
Дверь в кладовую находилась под лестницей, в глубокой нише. Днем электричество не горело, и нам светил фонарь. Дверь была тяжелая, с таким же тяжелым висячим замком. Я долго подбирал отмычку, наконец, нашел, и, щелкнув, открылась дуга замка. Я был вдвойне доволен — во-первых, Букин не станет надоедать этой проклятой кладовой, а во-вторых, я утер нос этому трусу и интригану, каким мне стал казаться Жабрин. Я был сильнее Букина и потому налег на дверь. И, подняв с пола фонарь, вступил в кладовую. Сперва я как-то не осознал того, что бросилось в глаза при скудном свете фонаря. Потом невольно ахнул.
Представьте погреб, полный трупов. Мертвецкую иль место, где случилась массовая казнь. Но только вместо мертвецов валялись в разных положениях раздробленные статуи. И желтый отсвет фонаря играл на белом гипсе краской тела и увеличивал зловещее, пугающее сходство. Повсюду в этом странном морге разбросаны куски расколотого гипса, и все подернуто мельчайшей белою пылью...
Невольно я отступил назад...
— Неслыханно... — промолвил бледный Букин, и челюсть у него дрожала.
Я бросился осматривать побоище. Лежали странно каменные трупы с игривой, жалобной или бесстрастной мимикой, как будто продолжали даже в этом положении существовать все той же жизнью, которая однажды навсегда окаменела на их лицах. У всех были отбиты руки.
— Смотрите, — ужаснулся Букин, — как тогда!
Прибежал и Жабрин. Он сразу стал официальным и нам враждебным.
— Мой долг — об этом сообщить, — сказал он. — И соучастником в такой истории я не желаю оказаться... — При этом оступился и невольно сунулся ко мне. Я оттолкнул его ладонью в грудь.
— Сообщай, мерзавец!
Он стукнулся об стену, сгорбился и выскочил из двери.
— Зачем это? — взмолился Букин.
— Я этого так не оставлю... — издали хрипел со злобой Жабрин.
Должно быть, я совсем ослеп от бешенства и сразу шагнул к нему. Он ждать меня не стал и выбежал на улицу. Даже напуганный татарчонок через силу заулыбался.
Что делать?! Я кинулся к телефону. Вызвал уголовный розыск, Губоно, просил прислать кого-нибудь для составления акта.