Сан Саныч уехал к родственникам в подмосковный город Загорск. Его двоюродный брат стал что-то прихварывать и очень просил приехать повидаться хоть на недельку, Надежда заправила кофеварку, включила ее и открыла холодильник. Там жались друг к другу банка кошачьего корма и пачка обезжиренного творога, очевидно, вдвоем им было не так одиноко.
– М-н-да, – протянула Надежда, – бутерброд с колбасой возможен только при наличии самой колбасы.
У нее совершенно вылетело из головы, что позавчера, проводив мужа, она решила употребить эту неделю на то, чтобы немного похудеть и приструнить кота.
Благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад.
Вывалив коту в миску полбанки «Китикета» (лопай, негодяй, пока я добрая), Надежда уныло ковыряла несладкий обезжиренный творог. Несмотря на выпитый кофе, настроение было отвратительным. Нет, не выйдет ничего из ее намерения похудеть!
И виновата в этом никоим образом не Надежда, а судьба-злодейка, на этот раз принявшая образ тети Васи.
Вспомнив все, что произошло вчера ночью. Надежда почувствовала сильнейшее желание совершить какой-нибудь антиобщественный поступок – выбросить из окна пивную бутылку, отшлепать кота газетой или, на крайний случай, поругаться с соседкой. Но в такое время все соседи были на работе, кроме одной – пенсионерки Марии Петровны, с которой как раз Надежда жила в большой дружбе, так что ругаться с ней не было никакого резона, срывать злое настроение на бессловесном животном – последнее дело, а уж пустых пивных бутылок в их доме не водилось, потому что Сан Саныч пиво не любил.
Надежда снова вздохнула. А какая чудесная могла бы выдаться у нее неделя! В научно-исследовательском институте, где Надежда работала много лет, с осени установили новый порядок работы. Дело в том, что начальство сдало большую часть помещений института разным фирмам, начиная с крошечного магазинчика автодеталей и кончая Северным Экономическим банком. Естественно, это происходило не сразу, так что сотрудники понемногу привыкли к постоянным перемещениям, некоторые даже не распаковывали коробки, а доставали только самое необходимое – кружку и кипятильник – дескать, все равно переезжать. Но когда к первому сентября по устоявшейся еще с советских времен привычке народ стянулся на работу, выяснилось, что так жить нельзя, то есть совершенно невозможно работать в такой тесноте. Директор не растерялся и подписал приказ о том, что сотрудники могут работать дома и приходить в институт два раза в неделю – по вторникам и четвергам. Таким образом снимался вопрос о тесноте, да еще получалась солидная экономия электричества.
Проводив мужа в Москву, Надежда предвкушала, как она будет вставать не очень рано, съедать стаканчик йогурта и садиться за компьютер. Поработать часа три-четыре – вполне хватит, ведь никто не будет мешать разговорами, отрывать по пустякам, а телефон можно на это время вообще отключить.
К часу примерно работу можно закончить. Затем – второй завтрак, или ленч – тарелочка овощного салата и стакан сока.
После ленча можно заняться хозяйством либо же (что гораздо предпочтительнее) своей внешностью, а именно – давно пора посетить парикмахерскую, заглянуть в косметический кабинет и прикупить кое-что из дамских мелочей. Кроме того, накопилась пара-тройка приятельниц, с которыми просто необходимо встретиться и поболтать, желательно – вне дома, чтобы никто не мешал. Погода сейчас отличная, можно прогуляться и совместить приятное с полезным и, если отважиться выпить где-то чашечку кофе, то можно посчитать это обедом. На ужин – классические два яблока, как советуют все без исключения диеты, немного почитать, а потом наступает глубокий и здоровый сон. :
«Разумеется, если сможешь заснуть, – говорил Надеждин ехидный внутренний голос, – не помешает ли урчание в животе?»
Так или иначе план выглядел превосходным, и Надежда уже предвкушала, как она расцветет и похорошеет от такого здорового образа жизни, но судьба немедленно внесла свои коррективы.
Проводив в воскресенье утром мужа в Москву – Сан Саныч предпочитал ездить дневным сидячим поездом, он плохо спал в дороге, – Надежда рассеянно бродила по квартире. Новую жизнь она решила начать с понедельника, а сейчас колебалась – позвонить близкой подруге Алке либо расположиться на диване с детективом и котом под боком.
Судьба потревожила телефонным звонком.
– Надя, – как-то неуверенно говорила на том конце линии мать, – тут мне принесли телеграмму.
– Телеграмму? – встревожилась Надежда. – Какую телеграмму, откуда?
– Из Нукуса, – ответила мать.
– Какого еще Нукуса, что это?
– Это такой город, – против обыкновения мать не пришла сразу же в ярость от непонятливости Надежды, а терпеливо отвечала на все вопросы, – это город такой, в Каракалпакии.
– Знать бы еще, где эта Каракалпакия, – проворчала Надежда. – Ну так что Нукус? От кого телеграмма-то?
– Подписана – В. Сперанская, – объяснила мать.
– А кто такая В. Сперанская? – спросила Надежда, потому что ей эта фамилия ни о чем не говорила.
– Понятия не имею, – честно ответила мать, но в ее тоне Надежда не услышала категоричности. – Вот послушай:
"Буду в Ленинграде пятнадцатого, встречайте поезд шестьсот четырнадцать, вагон четвертый.
– Все ясно, – Надежда облегченно вздохнула, – перепутали на почте адрес.
– Да нет, я уже звонила на почту, все правильно, – обреченно ответила мать.
– Значит, перепутали не у нас на почте, а в этом, как его... Укусе. – Надежда понемногу начинала раздражаться, потому что неведомая В. Сперанская грозила испортить будущую радостную неделю.
– Нукусе, – поправила мать, и снова Надежда поразилась ее терпению. – Знаешь, Надя, – продолжала мать задумчиво, – что-то такое брезжит в мозгу... Сперанская... Нукус.., но не могу вспомнить, склероз видимо, все-таки у меня есть.
– Что ты, мама. – Надежда забеспокоилась, не заболела ли мать, потому что у той всегда была отличная память, и ни о каком склерозе речи не заходило.
– Пятнадцатое – это сегодня, – продолжала мать, – и если окажется, что мы должны знать эту Сперанскую, получится очень неудобно. Человек едет из такой дали.., а мы даже встретить не можем.
– Ну, знаешь, – вскипела Надежда, – я лично уверена на двести процентов, что никогда в жизни не слышала этой фамилии – Сперанская! То есть слышала, – поправилась она, – это министр такой был в девятнадцатом веке при Александре Первом – Сперанский.
– При чем тут Александр Первый? – вскипела в свою очередь мать. – Надежда, не валяй дурака! – И, поскольку Надежда угрюмо молчала, она заговорила потише:
– Знаешь, надо бы ее встретить. Если выяснится, что это ошибка – ну, проводишь ее до нужного места, у кого-то же она остановится? Или в гостиницу...
– Так я и знала! – вскричала Надежда. – Так я и знала, что ты пошлешь меня туда, не знаю куда! Ну сама подумай, кого я должна встретить? И где, на каком вокзале?
Куда приходит поезд и когда? Может, од уже пришел? Где находится эта самая, как ты говоришь, Каракалпакия? На Кавказе?
– Кажется, да, – неуверенно пробормотала мать, – рядом с Адыгеей...
– Да ты что! Адыгея – это на Дальнем Востоке! – уверенно заявила Надежда, роман такой есть – «Последний из адыге».
Дерсу Узала его звали, я точно помню...
– Ага, – ехидно ответила мать, – Дерсу Узала, говоришь? Надежда, ты меня, конечно, извини, но это уже не склероз, это – маразм! Потому что роман называется «Последний из удэге», и этот самый Дерсу Узала к Адыгее не имеет ни малейшего отношения!