Что творилось снаружи в наше отсутствие — оставалось только гадать.
— Интересно, как аборигены включают «глушилку», — спросил я Самиру. — Ты что-то знаешь?
— Не-а. Вообще уже без разницы. Мы потеряли доставку и провалили миссию Общества. Теперь нас лишат премий и отодвинут на кандидатство в Обществе.
— Почему так считаешь? Мы освободили кучу людей. И уничтожили секретный бункер вражеской державы.
Самира поёжилась.
— А, да. И ещё привлекут к разговорам с Тайной Службой за самовольство и вмешательство в секретную миссию…
— Извини, дорогая, после того, как я… точнее, мы с тобой стали вместе главными подопытными кроликами — я вынужден был превращаться из объекта в субъект.
Тут я понял, что опасно приблизился к темам, к которым не стоило возвращаться и которых не стоило касаться.
— Я так и не поняла… этот спецназ, как ты сказал — это ты их вызвал? Но как⁈ И… кому они подчиняются. У Тайной Полиции, по крайней мере, московской, есть сенс-спецназ, я знаю, это единственное, где пересекаются Общество и тайники. Но они… какие-то очень странные. Эти летающие плазморезы. И все трое — с навыком телепортации?
Как часто в таких случаях — я решил ограничиться полуправдой.
— Я не помню, кто именно… в общем, не важно. Но когда-то давно мне сказали. Если хочешь призвать на помощь — пусти кровь в лифте.
— В лифте⁈ Это… какой-то очень странный магический ритуал. В стиле вуду. Как можно было узнать, что это сработает?
— В общем… главное, что это сработало. Хотя, скорее всего, это совпадение. И Боширов нам что-то недорассказывает.
— Ясно… Боже, как я хочу есть! — сказала Самира и потянулась.
— Ты и меня съела бы, да? У вас в роду каннибалы были?
Она толкнула меня в бок, мы в очередной раз поцеловались, и она сказала шёпотом:
— И не только есть хочу. Когда мы уже наконец-то останемся одни? Я думала, что на корабле получится, а тут тесно, и два десятка девушек, с которыми у тебя было, я их даже побаиваюсь.
— Ну, я буду требовать номер с самой большой двуспальной кроватью…
На рассвете нас встретили корабли береговой охраны. Берег родной — и теперь, и ранее — державы становился всё ближе и ближе, пусть он и был берегом отдалённой колонии. Я сначала привычно искал на горизонте небоскрёбы, но потом вспомнил слова Андрона о том, что лифтов в этом городе нет. И действительно — нас встретил лишь одинокий маяк на мысе, соединённый стеной с квадратом мощных крепостных стен. Город чем-то напоминал уже увиденное мной Долгово Городище, но выглядел посвежее, а стены — помощнее. В порт мы вошли через небольшой шлюз, ведущий в дебаркадер.
Нас встречала небольшая толпа журналистов, военные, медики.
— Это они, — послышались голоса.
Нас щёлкали камерами, осведомились, нужна ли медицинская помощь. Журналистов оттеснили вояки, и они набросились на Ляо с сыном. Руслана Боширова и Витольда тут же перехватил мрачный бронированный автомобиль — не то из-за японской униформы, не то узнав в первом разведчика. Мамзелей грузили в автобус. А нас же с Самирой и Станиславом Володимировичем бережно загрузили в приятную прохладу тёмного правительственного лимузина.
Мы там оказались не одни. Тучноватый господин с густыми бакенбардами восседал напротив нас в белоснежном костюме.
— Спартак Кириллович Голицын-Трефилов, — представился он, протянув руки. — Вас, молодые люди, я узнаю. Про вас в последние полторы недели трубят все имперские газеты. И мне страшно представить, что сейчас начнётся, когда они узнают, что вы живы. Да, а вас, достопочтенные судари, нам не удалось представить друг другу.
— Дробышевский, Станислав Володимирович, — представился учёный. — Пленён на прошлой неделе.
Последовал короткий и сбивчивый пересказ наших историй, закончившийся, впрочем, достаточно быстро. Мы разгрузились во дворце князя, выглядевшем не то как цитадель средневекового замка, не то как укреплённая военная база.
Вообще, судя по тому, что я видел в окно, пока ехал — город целиком выглядел как одна большая военная база. Людей в формах разных оттенков встречалось куда больше, чем гражданских, а среди гражданских было больше цветных, чем представителей титульной нации.