— Телепортировалась… — понял я.
Пока из всех кандидатов у меня было двое, а учитывая, что в татарской деревне не было лифтов, кандидат оставался один. Хозяйка медной горы, понял я.
— Она их всех замочила. Включая сторожа. Просто… просто шла по улице, и они падали мёртвыми. Хотела и меня, но в последний момент посмотрела и передумала. Она сказала, что Анука теперь будет у неё.
— Вот чёрт… А её мать?
— Осталась. Ревёт.
— Ясно. Пусть перестаёт реветь. Я знаю адрес, скоро скину деньги на билеты…
По правде сказать, мне так даже стало спокойнее. Пока из всех возможных союзников я более всего доверял именно верховному иерарху Общества, которым, похоже, она и являлась. Единственная проблема, которая возникла — это смерть представителя тайной полиции, который оставался дежурить в деревне, но это я оставил на потом.
После того, как мы добрались до Верх-Исетска, чудом спаслись от назойливых репортёров, а Миграна отправили на обследование в гражданскую больницу, наконец-то сели в привокзальной корчме.
И я впервые за много недель позволил себе изрядно алкоголя. Нет, разумеется, не больше нормы, и тем более не больше того, что я бы не мог вылечить своим лекарским методом. Мне показалось это нужным, чтобы разрядить ситуацию и просто поговорить по душам с Тукаем — ведь мы оба спасли друг другу жизнь.
— Нет, т-ты точно, определённо точно должен поиграть с нами в покер, — сказал Тукай. — Послезавтра. Как приедем. Пятница.
— Хорошо. Любишь её? Аллу? — зачем-то спросил я.
Он шумно отхлебнул пива.
— Я любил. Теперь больше никого не люблю. Ты же мне веришь, что у меня к ней ничего не было? Я же говорил, ты что, думаешь, я бы стал тебе врать?
— Не стал бы, — кивнул я.
— А ты сам? Любишь? Или всё же Самиру больше? Я был твоих лет… тоже такое было… сначала две… а потом…
— Тебе тридцатник всего, кончай строить из себя старика!
— Всего… много дерьма повидал в жизни. Так кого больше любишь? Самиру или Аллу?
— Нинель. Нинель Кирилловну больше всего люблю?
— Это кто? — Тукай нахмурился.
— Она в Питере сейчас. Уехала.
— Так и… езжай к ней. Чего сидишь-то?
Я кивнул и снова пригубил алкоголь. Неожиданно подумалось — весь этот разговор прекрасно ложится и в тему совсем другого обсуждения. Не о женщинах, при всей их важности для девятнадцатилетнего-меня. А о чём-то куда более важном.
— Знаешь, что я за собой заметил. Это вот только недавно. Когда мне дают выбор из двух вариантов… я неизбежно пытаюсь убежать от обоих. К какому-то третьему.
Тукай прищурился.
— Всё просто. Ты выбор уже сделал, просто он идёт вразрез с моими прошлыми убеждениями и влюблённостями. Так бывает.
— И жизненными целями?
— И жизненными целями. Ну, либо ты может быть просто выбираешь третий, потому что ещё его не попробовал. Сложно же понять, какой лучше, правда, если не попробовал? Просто потом придётся выбирать из трёх вариантов, а это ещё куда сложнее.
— Гораздо проще решать, когда один из вариантов ставит тебе ультиматум. — усмехнулся я.
— Что, залетела, что ли? Жениться требует? — удивился Коскинен.
— Ну, не знаю. Вроде того. Говорит, спустя месяц — сделай выбор.
— Так ты же его сделал уже, так?
— Сделал, Тукай. И он мне очень не нравится. Очень.
Дальше был путь домой, день, когда я отсыпался и отдыхал, избегая общения со всеми, и день, когда я впервые пришёл на покер в клуб «Штопор».
И там меня ждала встреча, о которой многие могли бы только мечтать.
Часть IV
Микифор. Глава 28
Часть IV. Микифор
Глава 28
Вечером в пятницу я успел переодеться и выехал на место встречи на «хорде», которой тут именовались частично подземные электрички, идущие из Подмосковья к вокзалам на Садовом Кольце. Времени оставалось предостаточно, а я мало ходил пешком по центру Москвы в этом мире и в тот вечер наконец-то решил позволить себе пройтись по самому центру столицы.
Как я уже говорил, ветвь долгое время произрастала в близости с Главным Пучком, отчего многое здесь мне было привычным. Тоже была Красная Площадь, на которой высился храм Василия Блаженного, правда, стоял он на берегу реки Неглинной, которую так и не спрятали в трубу. Здесь тоже был Кремль — правда, слегка другой — более правильной пятиугольной формы, и с двумя лишними башнями, стоявшими на самом берегу Москвы-Реки.