Нужно взять себя в руки. У меня не лучшие шансы. На собеседование в «Холи-Понд» придет масса других претендентов, и, возможно, более квалифицированных, чем я. Но я готова работать усерднее любого из них. И если получу шанс лично поговорить с Королевой телевидения, то попробую убедить ее взять меня.
— Виктория Раш! — Дэн поражен. — Я бы справился с ней за минуту!
Не обращаю на него внимания и отправляюсь в комнату, чтобы подыскать в гардеробе что-нибудь подходящее для серьезного интервью. У меня нет элегантной одежды, не говоря уже о деловой. Достаю пару черных брюк, в которых работала в «Старбакс», и пытаюсь определить, что лучше всего надеть вместе с ними. Только выцветшая голубая хлопковая блузка с подходящим по цвету кардиганом выглядят более или менее прилично. Дэн входит в комнату с громким свистом.
— Полиция моды! — говорит он, зажимая нос. — "Ы арестованы!
— Но это все, что у меня есть, — оправдываюсь я.
— Не может быть. — Он принимается рыться в моем гардеробе. Одну за другой достает все вещи, разочарованно качает головой и кладет их на место. — Ты права! Тебе нечего надеть!
Валюсь на постель.
— Замечательно!
— Не ной! Дай мне сотворить чудо! — Он возвращается к шкафу и в итоге выбирает черные брюки и голубую блузку с кардиганом. — А как насчет обуви? Только не те поношенные черные мокасины! — предупреждает он. — Тебе нужны новые туфли.
— Мне нужно новое все, — мрачно киваю я.
Дэн соглашается.
— Думаю, ты не собираешься идти туда с такой прической?
Поднимаю руку и трогаю резинку, удерживающую челку.
— А что в ней плохого?
Дэн стаскивает ее с моей головы.
— Так гораздо лучше! — Он хватает щетку с комода и проводит ею по волосам.
— Нужно их подрезать, — решаю я.
— Это сделает Ханс.
— Не хочу, чтобы Ханс меня стриг.
— Как ты можешь так говорить? — задыхается Дэн. — Это один из лучших парикмахеров в Лос-Анджелесе, он стрижет Микки Рурка.
— Я так волнуюсь, что у меня сводит желудок.
— Послушай, расслабься. Я уверен, ты получишь эту работу.
— Ты действительно так думаешь?
— Я бы тебя нанял.
Вот за что я больше всего люблю Дэна. Он всегда знает, что сказать. И он верит в меня.
— Спасибо, Дэн. Ты мой самый лучший друг!
— Знаю, — говорит он. — Теперь поспи немного. — И уходит из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Прежде чем лечь, я, как обычно, читаю молитву. Во-первых, благодарю Господа за замечательный день и все, что он принес мне. Потом прошу блага для всех моих друзей и родственников, особенно для моей мамы, которой иногда не помешала бы поддержка. А сегодня вечером не могу удержаться и прошу еще кое о чем: помочь мне стать личным ассистентом одной из самых знаменитых женщин в мире! Неужели это происходит на самом деле? Я понимаю, что снова начинаю волноваться. Я люблю Голливуд! Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Голливуд тоже полюбил меня!
ГРИФФИН
— Дорогой, это ты?
— Да, Мэл. — Я вхожу в нашу квартиру на втором этаже двухэтажного дома в Западном Голливуде. Во дворе есть маленький прямоугольный бассейн, что делает наш дом похожим на «Мелроуз-плейс».
— Я опять готовлю твое любимое блюдо, — говорит Мэл. — Coq au vin blanc [18].
— Отлично! — Снимаю пиджак от Кельвина Кляйна, который ношу со времен окончания колледжа, и просматриваю почту: как обычно, счета из банка и магазинов. Разбираю их и слышу громкий вздох, Мэл стоит в дверях в белом переднике и поварском колпаке — отличительный признак выпускников Калифорнийской школы кулинарного искусства.
— Ты должен говорить: «Привет, дорогой! Я дома», — укоряет Мэл. Его пышные усы напоминают гусеницу, разместившуюся над верхней губой.
— Ты выглядишь нелепо, — говорю я ему.
— Когда у меня будет собственное телевизионное шоу, я начну выглядеть нормально. Хочу назвать его «Бистро». Здорово звучит, как думаешь? — спрашивает он.
Прохожу в гостиную и падаю на диван. Мэл идет за мной.
— У кого-то на работе был неудачный день? — Будь любезен, не называй меня так.
— Как?
— Кто-то.
— Ладно, — удивленно смотрит он на меня.
— Постоянно слышу это от Джонни.
— Извини.
Мэл сидит на ручке дивана, положив ногу на ногу, и тяжело вздыхает — прямое свидетельство приближающейся нотации.
— Ты такой умный. Зачем растрачиваешь стэндфордское образование на шоу-бизнес? Ты мог бы стать врачом или адвокатом, — говорит он, как самая настоящая еврейская мать. — А еще лучше, если бы и тем и другим!
— Нет, я занимаюсь именно тем, чем хочу. Мэл, открывать новые таланты — в этом что-то есть! Это такая гонка, ничто в мире с ней не сравнится! Ты ищешь золото, долгими неделями и месяцами вкладываешь огромный труд, и вот наконец он — самородок, о котором ты мечтал. Это волшебство, перед которым невозможно устоять!
— О Господи, сегодня вечером у нас поэтическое настроение.
— Это очень возбуждающий процесс, даже лучше, чем секс.
— Бедный испорченный мальчик! — вздыхает Мэл, качая головой. — Ты так похож на брата и такой Же страстный. Словами не описать, как сильно ты мне его напоминаешь.
Я в шоке. Не могу вспомнить, когда в последний Раз меня сравнивали с Роджером. На каминной полке стоит фотография Мэла и Роджера. Это была последняя зима в жизни моего брата, и они отдыхали в Палм-Спрингс, отмечали пятую годовщину.
— Мне не хватает его, Мэл. Он сжимает мое плечо:
— Мне тоже, дорогой!
Я не говорю о брате. Ни с кем. Никогда. Это слишком грустная тема. Я уже год не виделся с родителями, потому что, недовольные занятием, которое я себе выбрал, они обязательно вспомнят Роджера. Но я докажу им.
— Когда-нибудь я стану менеджером, и у меня будет свое агентство, — уверенно заявляю я.
Он гладит меня по волосам, и я чувствую приближение спора, который возникает у нас каждую неделю.
— Гриф, я волнуюсь за тебя. Нормальный парень, который притворяется геем, — это так же ужасно, как гей, делающий вид, что он гетеросексуал. Нет, я не так выразился: это еще ужаснее.
— Джонни Тредуэй никогда не взял бы меня на работу, знай он, что я не гей. Он чувствует угрозу от гетеросексуалов. Ему нужен «мальчик для битья», и я буду им, сколько понадобится.
— Не понимаю. Брайан Лаурд был очень успешным агентом, гетеросексуалом, женился на Кэрри Фишер, и на пике карьеры бросил ее и сбежал с «голубым». А Джон Голдвин из «Парамаунт»? Я слышал, он устроил настоящую оргию прямо на съемочной площадке, когда ушел от женщины, с которой жил.
Тогда все было по-другому. Еще до того, как «голубая» мафия начала бороться за влияние с могущественными гетеросексуалами, которые управляли этим городом. Я же хочу войти в круг Дэвида Геффена и тусоваться с Элтоном Джоном.
— И что же? Разве тебя не тревожит, что ты живешь во лжи? — качает головой Мэл.
— Я сказал неправду о собственной сексуальной ориентации всего лишь одному человеку. Я не думал, что все об этом узнают.
Мэл кивает.
— Как только у нас появляется новенький, мы рассылаем сообщение. Может, ты действительно гей, но не знаешь этого?
— Почему у вас всегда так получается? Пол Ньюман? Гей. Брюс Уиллис? Гей. Клинт Иствуд? Определенно, гей.
— Как узнать, нравятся ли тебе мужчины, не попробовав?
— Я уверен, что не хочу, чтобы кто-то на меня мочился, и, естественно, этого не пробовал.
— О-о! Может, мы могли бы начать с этого момента?
Стук в дверь. Мэл идет открывать, а я продолжаю изучать счета.
— Привет, Руби, — слышу я его голос. — Гриффин, это к тебе.
Иду к двери и здороваюсь с Руби. Моя девяностолетняя соседка похожа на бладхаунда в халате и домашних тапочках. На лице она нарисовала брови и губы — почти в тех местах, где они были раньше.
— Сегодня в восемь мы играем в покер, — сообщает она дребезжащим прокуренным голосом. — Ты с нами?