- Они живут в одном районе. Это все что у нас есть.
- Мы это уже обсуждали, - сказала Нина. - Что это нам дает?
Иногда Чен делал странные вещи, которые почему-то никого не удивляли. Он достал деревянный гребешок с резными драконами и стал приводит в порядок растрепанную шевелюру доктора.
- Если нам не от чего больше отталкиваться, давайте пока, просто временно допустим, что все дело не в убийце, а в месте.
- В чем? - спросила Нина.
- В этой части города. Что в ней не так, чем она отличается.
- А как же убийца? Мотивы?
- Место. Не отвлекайся.
- Ой, только не говори мне что оно проклято.
- Эй, уборщик, у тебя в чулане есть шаманский бубен? - спросил Боузер.
Уборщик ответил ему смиренной улыбкой. Он знал лично несколько шаманов, но это было не здесь и не сейчас.
Гора Мусора, район Урановое Кольцо
- Это место проклято, - подумал вслух Майкл. - Отец был прав.
Он вспомнил слова отца. Тот утверждал, что мусор создает некий информационный массив, и массив этот продавливает пласт реальности. Отец размахивал перед лицами оппонентов (среди которых были ворон, слепая летучая мышь и початок кукурузы) листами с формулами. Все это Майкл-младший сводил к простому и понятному слову "проклятие".
Майкл понял, что нужно срочно идти домой. Он вскочил, но ноги его подкосились. Он упал на живот и боль паутиной разошлась по его легким будто они были хрустальными, она добралась до горла и выплеснулась наружу новой порцией крови.
Я теряю кровь, так я обязательно умру.
Он перевернулся и увидел в быстро темнеющем небе первую звезду.
Отец говорил, что первая звезда, это вовсе не звезда, а планета. Майкл-младший не видел разницы, он клал все что говорил отец в большой воображаемый ящик и клеил на нем надпись, такую, чтобы можно было запомнить о чем в целом шла речь. На одном ящике было написано "проклятие".
Мне никак не выбраться, а нужно уходить отсюда как можно быстрее. Не сегодня, так завтра проклятье сожрет Урановое Кольцо.
И тут он вспомнил старика Такальоса. Он ведь тут, совсем рядом, надо только спуститься с горы.
Сказать было легче чем сделать. Майкл стал ползти, но это только усилило боль в легких. Тогда он встал на четвереньки и начал долгий спуск.
Надо не думать о боли. О Микки, я так плохо переношу боль! Это все не для меня.
Он стал думать о семье - о Лии, Миранде, Марине и Винценте, даже о тете Розалинде. О ней трудно было не думать, у нее имелись небольшие перепончатые крылья, каких не было ни у кого в их роду. Она была бездетной, а ее брат, Майкл-старший утверждал, что во всем виноваты вредные существа - "мутировавшие грены".
По пути Майкл старался не поднимать голову - стоило забыться и посмотреть перед собой, как боль пронзала позвоночник и превращала ребра в тиски. Он с огромным трудом сел, выбрал положение, при котором боль была не такой адской, и посмотрел вниз.
Внизу, через всю Холодильниковую шла огромная черная трещина. В одном месте провал был особенно широким. Именно там еще днем стоял дом Токальоса, а теперь клубилось густое ядовитое облако.
Майкл подумал, что уже поздно бежать (в его случае, ползти), что хаос доберется до его дома раньше. Он повалился на бок, забыв о переломах. "Бедные мои дети", - мысленно запричетал Майкл. Бессилие охватило Майкла. Руки и ноги стали мягкими, словно кто-то вынул разом все кости, и заодно батарейку.
Майкл пукнул.
- Что за жизнь! Ну скажи, что мне теперь делать! Долгие годы я бережно кучка к кучке собирал этот компост. Самый старый был семилетней выдержки. Его мариновал еще мой дед.
Токальос, живой и номинально здоровый, сидел на мешке со скарбом в тени еще одного старого, проржавевшего насквозь холодильника. Рядом, нежно обняв его ластами, стояла токальосова жена, чуть поодаль копошились трое детишек.
Майкл собрал последние силы, и резко, стараясь не думать о боли, сел. Мир стал раскачиваться из стороны в сторону. Потом горизонт начал заваливаться, и прежде чем упасть, Майкл успел махнуть рукой, освобождая горсть мелких камней, и те с шумом покатились по склону, неуверенно, едва-едва разорвав тишину.
- Беда грядет, - крикнул Майкл, но, вместо собственного голоса, услышал шипение, - Токальос! Чертов старик!
Майкл увидел, как стремительно падает небо, как хищно пикируют на него крылатые облака, закрыл глаза, и тьма поглотила его.
Нью-Анджелес, Убойный отдел полицейского управления ╧ 20492-4234459
За двадцать пять лет в убойном Старски схоронил несколько напарников. С ним успели послужить много славных парней: Кинер из Нью-Кливленда, Бадди из Старых-Шахт, Рэйтаун из... он не мог вспомнить откуда был Рэйтаун.
Большинство умирало после реплики: "Уходите, я вас прикрою".
Сам Старски был тем кто уходил.
Хинич, новый молодой напарник, с первого дня хорошо освоился на должности, а может имел доступ к делу Старски. Во всяком случае, лишних слов старался не произносить.
Но оба хорошо знали свое дело, и очень быстро сыгрались.
Старски сидел откинувшись в кресле и пускал в потолок круги сигарного дыма, высокий худой Хинич мерил шагами кабинет. Оба молчали. Со стороны они походили на стрелки часов - медленную часовую и быструю минутную.
- Из Миннапа уже звонили? - спросил Хинич.
- Еще нет.
- Это хорошо. Значит, у нас есть время.
- Если нас отстранят, я положу на стол свой значок.
За долгие годы (и даже, века) фраза стала профессиональной метафорой. К тому же, у Старски были важные причины этого не делать.
- Исходя из твоего опыта, сколько у нас времени.
- Если Миннап нагрянет прямо сейчас, можно затеять игру в недопонимание и бюрократию. Кристайн убедительно изображает идиота, когда надо. Так у нас будет часов двенадцать.
Они еще минуты две помолчали, наконец Старски встал.
- Надо взглянуть на личные вещи. Разложим их на моем столе, он большой, возьмем кофе и много булочек, будем сидеть и пялиться пока не придет озарение.
Он вышел в коридор, и направился в хранилище. Общие помещения отделения полиции походили на космопорт - половину преступлений в Нью-Анджелесе совершали приезжие. По крайней мере, так считалось.
По дороге с ним связался Воннел.
- У меня есть идея.
- Превосходно. Приходи, поговорим.
- Буду минут через пятнадцать.
- Я, возможно, задержусь в хранилище. Хинич на месте, но ты дождись меня.
Глава пятая
Письма, чемоданы и пенсия
Земля, Нью-Анджелес
На обратном пути не было ни ковровых дорожек, ни коридоров. Юлий Блюнк падал сквозь темноту, а может, просто в ней висел. Прошло несколько минут и яркий свет ударил в него, Блюнк зажмурился, а когда открыл глаза, увидел вокруг себя мир мечей и маги, принцесс и отважных рыцарей, проклятий, Пророчеств и могучих артефактов. Как человек тонко чувствующий, Блюнк захотел в нем остаться, но неведомая сила тянула его прочь. В отчаянии, он схватил первого попавшегося благородного рыцаря за артефакт, тот вскрикнул, грязно выругался и отвесил Блюнку пощечину. Блюнк полетел дальше.
В следующем мире два могучих существа, олицетворявшие материализм и идеализм, квантовые и кантовые начала, вцепились друг в друга мертвой хваткой. Руки, клешни и щупальца были у них заняты, и в попытке выйти из патовой ситуации, чудовища плевали друг в друга, целясь в глаза. Плевки пролетали мимо, замерзали, превращаясь в кометы и унося споры жизни к встречавшимся на пути каменным глыбам. Тут было не интересно.
Затем промчалось еще несколько миров разделенных реликтовой тьмой, и лишь однажды промелькнула в ней туша пролетавшего мимо гигантопитека.
Последний мир оказался самым абсурдным, он был наполнен любовью и всепониманием. Добро тут неизменно побеждало, тут не было полиции, а высшим законом был Закон Справедливости.