– Ну, что ж, давайте навестим больного, – предложил Ларионов. Повернулся к капитану и спросил: – Вы знакомы с Ольгой Сергеевной?
– Лично не довелось, но много раз видел по телевизору, – ответил капитан и довольно улыбнулся, после чего поспешил представиться: – Абрамов Сергей Степанович. – Он протянул руку, и я ее пожала. Врач на происходящее взирала с завидным терпением.
– Пожалуйста, тише, – попросила она. – И по возможности не затягивайте визит.
Она открыла дверь, пропуская нас вперед, Ларионов шагнул первым, но вдруг решил быть джентльменом и отступил в сторону. Я вошла в палату.
Палата была небольшой, окно напротив приоткрыто, что меня удивило. В медицине я, конечно, не сильна, но, по-моему, в реанимации окон не открывают.
– Это что такое? – ахнула врач, она, как и я, тут же обратила внимание на окно.
– Ё… – буркнул капитан весьма эмоционально, и тогда я перевела взгляд на кровать: человек, который лежал на постели, был с головой укрыт простыней, а в том месте, где у него была грудь, на белой ткани расплылось красное пятно. Ларионов шагнул вперед, сдернул простыню, и я увидела мужчину неопределенного возраста с развороченной выстрелом грудью.
– Боже мой, – пробормотала врач и повторила: – Боже мой…
– Да я его, подлеца… – прошипел капитан и метнулся к двери. Ясно, что теперь любителю фантастики не поздоровится, хотя я не уверена, что, стой он у двери навытяжку, мы застали бы в палате иную картину.
– Парня пристрелили, – сказал Ларионов и досадливо покачал головой. – Хотя какой смысл, если он и так бы умер со дня на день?
– Значит, некто не был в этом уверен, – пожала я плечами.
Трупы мне не нравятся, и этот был мне совершенно несимпатичен, но стало ясно, что теперь просто так повернуться и уйти не получится.
– Он должен был скончаться от побоев, – продолжила я. – Но не скончался. И это так кого-то расстроило, что он не поленился подняться на третий этаж.
Я подошла к окну и осторожно выглянула. Я не надеялась, что недавний визитер оставил следы, профессионалы следов не оставляют, но вдруг повезет и этот окажется не профессионалом. Врач покинула палату вслед за капитаном, и мы остались с Ларионовым вдвоем.
– Кстати, подняться сюда легче легкого, – вздохнула я. – Тут рядом какая-то труба, а в трех шагах дерево. Как по заказу.
– Теперь ты понимаешь, как это серьезно? – спросил Ларионов, и я кивнула:
– Еще бы.
Мы дождались прибытия оперативной группы, устроившись в коридоре. Пока нам никто не мешал, я решила поговорить с милиционером, что дежурил возле палаты. С разнесчастным видом он уже раз двадцать повторил:
– Там все тихо было, а в палату мне нельзя.
– Никакого шороха, который мог бы насторожить? – вмешался Ларионов. Парень отчаянно замотал головой. Стало ясно: мы напрасно теряем время.
– Кого ты видел в коридоре? – на всякий случай поинтересовалась я. На этот раз он ответил вполне осмысленно:
– Я три часа на посту. За это время в палату четыре раза сестричка заходила, Наташа, и два раза врач.
– Кто конкретно?
– Фамилии не знаю, этот, с бородкой. Но он точно врач, я его и вчера видел.
Я отправилась в ординаторскую искать врача с бородкой. Обстановка в ординаторской была близка к истерической, на меня смотрели настороженно. Мужчина лет сорока с бородкой клинышком счел нужным заметить:
– Черт знает что творится. Куда милиция смотрит?
– В основном в сторону прокуратуры, – ответила я, плюхнувшись на кушетку и с опозданием сообразив, что мое чувство юмора здесь по меньшей мере неуместно. Впрочем, один мой приятель, сейчас вроде бы покойник, утверждал, что с этим чувством у меня напряг и острю я на слабую троечку. Наверное, так и есть. – Простите, как вас зовут? – обратилась я к мужчине.
– Олег Валентинович.
– Очень приятно. Олег Валентинович, в котором часу вы заходили в третью палату?
– Заходил дважды. – Он взглянул на часы. – Второй раз тридцать минут назад и примерно за полтора часа до этого.
– Значит, тридцать минут назад парень был жив, – пробормотала я.
– Разумеется. Хотя его состояние не внушало особых надежд. Так что стрелять в него не было никакого смысла, – серьезно добавил он.
– Извините, – поднялась я, сообразив, что ничего интересного более не услышу, и покинула ординаторскую. Ларионов курил на лестничной клетке.
– Ну, что? – спросил он.
– Опоздали минут на тридцать, – вздохнула я.
– Вот черт, – покачал он головой.
– Запись его речей в бреду у тебя есть? – поинтересовалась я.
– Кончай, а? – разозлился он.
– Что, никто не догадался сунуть парню под нос диктофончик, чтобы запечатлеть его слова для потомков?
– Я обо всем узнал только вчера, – начал оправдываться Ларионов, хотя вполне мог послать меня к черту. – Встретился со своим приятелем, и поначалу его рассказ впечатления на меня не произвел. Потом я вдруг…
– Да-да, тебя охватило беспокойство.
– Охватило. Я приехал сюда, распорядился поставить охрану. Менты и до этого не додумались, – сказал он с некоторой гордостью за себя и презрением к милиции, поморщился и продолжил: – На самом деле все, что он болтал, не производило серьезного впечатления. Привезли какого-то типа, чуть ли не бомжа, с пробитой башкой, ну, болтал чего-то в бреду…
– Жаль, что теперь невозможно узнать, что же конкретно он болтал.
Тут снизу послышались шаги. По лестнице довольно шумно поднимались трое мужчин. Всех троих я неплохо знала, оттого наша встреча вышла теплой.
– О, какие люди в Голливуде, – раздвинув рот до ушей, приветствовал меня Сергеев.
– Очень смешно, – ответила я.
– Уже не очень, – покачал он головой, – раз наша власть в вашем лице, так сказать, почтила. Ну что, хлопнули соколика? – спросил Сергеев, закуривая. Его спутники, поздоровавшись с нами, направились в отделение.
– Хлопнули, – кивнула я.
– Прибавил, гад, работы.
– От них только пакости и жди, – опять кивнула я. – Нет бы жили себе спокойно, дали отдых ментам.
– Ладно, ладно, – засмеялся он. – Все менты ленивые, тупые и ни на что не годные. Мне об этом жена каждый день твердит.
– Умная женщина. Установили, что это за тип? – спросила я.
Сергеев покачал головой:
– Скорее всего, кто-то из приезжих. Нашли его в подворотне, возле пивнушки на Герцена. Форменный бомж. Его вполне могли отделать без особой причины, то есть для местного контингента причина, конечно, наиважнейшая: бутылку не поделили. Но потом сестра разобрала в его бормотании слово «киллер» и позвонила нам, проявила бдительность. Я приехал, послушал. Вроде бред, а вроде похоже на правду.
– Что конкретно он сказал? – поторопила я.
– Болтал о киллере, о встрече в баре…
– В каком баре, когда?
– Бар «Витязь». Не знаю, где такой. Наверное, забегаловка из самых паршивых. При мне дату не называл, но медсестра утверждает, что это двадцать первого мая, после девяти вечера.
– И из его слов следовало, что там произойдет встреча с киллером?
– Не-а, – покачал головой Сергеев. – Ничего из его слов не следовало. Нормальный бред, то одно пробормочет, то другое. При известном старании можно, конечно, понять и так: «К нам едет киллер, и ждать его следует в баре «Витязь» двадцать первого мая после девяти». – «При известном старании» он выделил и выразительно взглянул на Ларионова. Тот усмехнулся, а Сергеев продолжил: – Теперь, когда парня замочили, его бред лично у меня вызывает уважение и даже трепет.
– Скоморох, – буркнул Ларионов, а Сергеев вздохнул:
– Ну не было, не было в его словах ничего такого, что могло бы всерьез насторожить. А то, что медсестра рассказала… может, правда болтал, а может, она присочинила, насмотревшись детективов.
– Задницу от стула оторвать было лень, так и скажи, – проворчал Ларионов.
– Виноват, исправлюсь, – отозвался Сергеев. – Что ж, пойдем глянем, что бог послал.
– Топай, – ответил мой спутник. – Мы уже насмотрелись.