Венецианка в Госпитале была также приговорена к смерти… Уж не влюбляюсь ли я только в умирающих? Какое-то непреодолимое и ужасное обаяние влечет меня ко всему, что страдает и что умирает! Никогда еще я не читал так ясно в самом себе. Этот неизгладимый порок моей больной души был разгадан Эталем в тот вечер, когда он показал мне сначала куклу, а затем этот восковой бюст, в котором я нашел воплощенными ту скорбь и те страдания, которые меня привлекают больше всего.
Маленький кабильский танцовщик, умирающая венецианка, чахоточный натурщик с Монмартра — все они одной породы, и этот англичанин читает в моей душе, как в открытой книге, обо всех ее злосчастных склонностях. Как я его ненавижу.
28 сентября. — Я уже не уезжаю; я увидал Эталя, и этот человек снова забрал меня под свою власть. Я кончал запаковывать мои сундуки и, стоя у стола, заворачивал трости и зонтики в дорожную укладку, когда на мое плечо опустилась чья-то рука и насмешливые губы пробормотали:
Это был он, — он догадался, что я уезжаю: каким образом? Можно подумать, что у этого человека двойное зрение: «Вы его не найдете, — сказал он, легким жестом указывая на свои блестящие глаза, — этот взгляд внутри вас и у других вы его не найдете. — Поезжайте в Сицилию, в Венецию, даже в Смирну, — ах, вы больны и повсюду ваша болезнь последует за вами. Вы ищете взгляд музейный, мой друг; и гнилая цивилизация большого города, подобного Парижу или Лондону, только она одна может вам его предложить. Почему хотите вы сбежать в разгар лечения? Разве вы можете на меня в чем-нибудь пожаловаться? Вас уже не преследуют больше маски, и если учащаются припадки желания убить, вы уже не падаете в обморок по ночам, хрипя и ловя призраки. Я спас вас от видений, возвратив вас к инстинкту, ибо это прекрасный и могучий природный инстинкт — инстинкт убийства — такой же, как и священный инстинкт любви.
Нищета и проституция — только одно может вам доставить наивное существо, жертву условий, со взглядом, который вас привлекает.
Вы ищете взгляда мучеников, — божественный экстаз ужаса и мольбы, смятенное сладострастие взгляда Святой Агнессы, Святой Катарины Сиенской и Святого Себастьяна. Мы найдем этот взгляд, я вам ручаюсь, — но не убегайте от меня!
Не уезжайте, это бесполезно, я обещал вам исцеление; клянусь могилой моего бедного Анжелотто, я сдержу слово!»
Чудовища
8 октября 1898 г. — «Оставьте для меня завтрашний вечер и приходите попробовать новый зеленый чай, который я только что получил прямо из Китая. Я хочу вам показать несколько чудаков, космополитов, — между прочим, двух моих компатриотов, которых я совершенно случайно встретил вчера за чаем на авеню Марбеф. Я обещал им вас показать, — надеюсь, что и ваше любопытство не будет обмануто.
Мод Уайт (вы знаете эту актрису?) очень своеобразно читает стихи Бодлера, — без всяких интонаций! Но вас, вероятно, больше заинтересует ее брат. Они оба будут у меня завтра и еще кое-кто.
Приходите — после полуночи, мы устроим курение опиума. Это не входит в курс вашего лечения — сейчас я произвожу над вами медицинские опыты. Я вас исцелю: в этом будьте уверены.
Итак, до завтра, — будьте к десяти часам.
Ваш соумышленник Клавдий Эталь».
Итак, Эталь принимает! Но что означает это нашествие его сородичей, которым он обещал меня показать, и кого он хочет завтра мистифицировать, — этих англичан или меня, меня или этих англичан? Мне совсем не нравится это приглашение, и к тому же я остерегаюсь чая и азиатских зелий Эталя. Разве я любопытный зверь, чтобы созывать Любенов и Куков на празднество курильщиков, где будет фигурировать герцог де Френез?..
Я видел портреты этой Мод Уайт — довольно интересные; «Студио» несколько раз воспроизводил ее в костюмах шекспировских ролей, и я помню ее в образе довольно таинственной Корделии; но талант ее — второстепенный. Я никогда не видал ее в Лондоне.
Я даже не буду отвечать Эталю, и эти англичане меня не увидят.
10 октября. — Странный и двусмысленный вечер, необычайное впечатление полусна, галлюцинаций наяву и обрывков кошмара оставили во мне эти существа с жестами автоматов и чересчур блестящими глазами, похожие более на призраков, чем на живых людей своим сомнамбулическим бредом и изысканностью намеренной элегантности…