— Но даже если знать, где растет аконит, ведь надо еще уметь извлечь из него и приготовить яд?
— Достаточно выяснить, как его применяли древние отравители, а они просто использовали свежий сок растения. Где-то я читала, что частенько сами отравители погибали раньше, чем успевали преподнести яд врагу: сок настолько ядовит, что достаточно ему было попасть в самую мелкую царапину на коже, как человек умирал. Какова физиологическая причина смерти этой женщины, инспектор?
— Паралич сердца и остановка дыхания.
— Все сходится. Однако оставим яд пока в стороне. Что еще вы успели выяснить?
— Очень мало. В Мюнхене и его окрестностях сообщений о пропавших молодых женщинах не появилось. Фотографию покойной поместили в нескольких газетах и показали в новостях по телевидению, но откликов пока не было. Зато сегодня утром пришел ответ на запрос в автоинспекцию: туда поступило заявление о пропаже автомобиля, принадлежавшего некой Аде фон Кёнигзедлер. Я запросил фотокопию заявления и тут же получил ее по факсу. В своем заявлении Ада фон Кёнигзедлер написала, что два дня назад, то есть накануне обнаружения трупа в отеле «У Розы», у нее угнали автомобиль марки «ауди», припаркованный возле ее дома на улице Эйнштейна. В салоне машины лежала ее куртка с водительским удостоверением в кармане. Ничего примечательного в коротком заявлении Анны фон Кёнигзедлер не было, если не считать нескольких грамматических ошибок. Но когда я запросил данные об Аде фон Кёнигзедлер из базы данных полиции, я понял, что госпожа фон Кёнигзедлер может быть не просто случайная жертва автоугона.
— Почему же?
— Позвольте, я прочту: «Ада Кёнигзедлер, урожденная Светлова, родилась в Киеве в 1950 году. Там же заключила брак с подданным ФРГ Клаусом фон Кёнигзедлером, архитектором, и вскоре выехала на постоянное жительство в Германию. В настоящий момент находится в состоянии бракоразводного процесса с упомянутым архитектором и по совету своего адвоката проживает отдельно от него по адресу: улица Эйнштейна, 174». Убедившись окончательно, что дело носит явно «русский характер», я вам и позвонил, — закончил Миллер.
— Это все, инспектор?
— Да, все.
— Хотите еще чаю? Нет? Ну, тогда… В общем, скажу вам сразу: я этим делом заниматься не стану.
— Почему же, графиня?
— Не люблю самоубийц.
— Я это знаю и не рассчитывал, что вы примете в деле непосредственное участие. Я только хотел познакомить вас с материалами дела и получить от вас пару советов.
— А, ну это пожалуйста. В таком случае, прошу в мой кабинет.
Кабинет Апраксиной неизменно производил на Миллера ошеломляющее впечатление, и он не раз говорил ей: «Не хотел бы я быть вашим душеприказчиком, графиня. Разве посторонние смогут разобраться в ваших бумагах?» — «Вот посторонние-то как раз и смогут, — отвечала Апраксина, — если доберутся до них первыми. Ох уж эти мне «посторонние»! Впрочем, у меня для них тоже кое-что предусмотрено». В последнем Миллер не сомневался: это могла быть хитрая электронная сигнализация, а могло быть и взрывное устройство! «Раньше я остерегалась только агентов КГБ, а теперь приходится опасаться всех, кто проявляет интерес к России!» — сокрушалась Апраксина. Сама графиня свой кабинет называла простенько и с долей самодовольства — «мой маленький институт криминалистики и человековедения». Эту большую светлую комнату, занимавшую добрую половину первого этажа, заполняли высокие железные картотечные ящики, запертые на ключ, полки до самого потолка, туго забитые папками, книжные шкафы со справочной литературой на нескольких языках, простой, но длинный, во всю стену стол, на котором в ряд стояли монитор, компьютер, магнитофон, телевизор, принимающий основные российские программы через установленную в саду мощную спутниковую антенну с американской радиостанции «Свобода», то ли списанную, то ли… Впрочем, сие Миллера не касалось, поскольку американцы о пропаже антенны в немецкую полицию не заявляли. На всемирно известной радиостанции еще и не такие пропажи случались: там как-то один из главных редакторов пропал, некто Олег Туманов, и об этом узнали лишь после того, как пропавший обнаружился в Москве и дал пресс-конференцию иностранным и советским журналистам.
Усадив Миллера в удобное и широкое кожаное кресло, сама Апраксина уселась в рабочее кресло перед компьютером, и перед нею мягко засветился огромный экран жидкокристаллического монитора. Миллер завистливо вздохнул — такой аппаратуры у них в полиции не было. Графиня экономила на тряпках, но не на электронике.