Ответ на вопрос приходит сам собой. Всё из-за Силиуса. Парень имеет власть над самим магистром, а значит, слишком ценен. Но Лито знает, что задавать вопросы запрещено. Он и так попробовал поиграть со смертью, проявляя непозволительную наглость.
Фенрис очнулся ото сна и резко сел в кровати, обхватив себя руками. Била мелкая дрожь, мышцы затвердели от судороги и стали словно каменные. Кажется, он вскрикнул что-то – Хоук тоже проснулась и приподнялась на локтях, встревожено разглядывая его. Фенрис видел ее боковым зрением, но пошевелиться не мог.
На улице занимался рассвет. Было холодно, легкий ветерок проникал в спальню, едва колыша тонкие занавески на большом окне. Эльф постепенно восстановил дыхание. Выходить из этого жуткого полусна-полуяви, всегда было тяжело. Окружающие предметы долго не могли стать реальными, все происходящее казалось ненастоящим, а то, что он вспоминал во сне, наоборот имело наивысшую ценность. Мир переворачивался вверх дном, Фенрис становился Лито, он слышал Данариуса, разговаривал на другом языке, чувствовал сухой воздух и запах ночи на Сегероне.
Теплая ладонь Хоук коснулась его плеча. Фенрис вздрогнул и рефлекторно отодвинулся. Он не хотел этого, о боги, ему было противно, что Мариан видит его таким! Испуганным, озлобленным и невероятно потерянным…
Воспоминания вновь вернулись во сне, кто знает, может виной тому была вчерашняя ночь? Фенрису всегда казалось, что рядом с Хоук, он находился в каком-то пограничном эмоциональном состоянии, похожим то на всепоглощающую злость, то на невероятную нежность, в которой с легкостью можно было захлебнуться.
— Опять кошмар? — тихо спросила она.
Фенрис медленно опустил голову на подушки. Перед глазами все плыло, но ответить было необходимо. Ведь он проснулся не один.
— Это не кошмар, это моя память… — хрипло произнес он, замечая, что во рту все пересохло.
Хоук обмотала одеяло вокруг тела, спрыгнула с кровати и исчезла из поля зрения. Эльф хотел было повернуть голову, чтобы посмотреть, куда она делась, но ту снова сковала жуткая боль. Такое бывало с ним и раньше, Фенрис зажмурился, ожидая, пока пройдет спазм. Видимо, он отвык от этих ощущений, ведь снов давно не было…
Мариан неожиданно оказалась совсем рядом, с другой стороны кровати. Она осторожно просунула руку под его спиной, помогая принять вертикальное положение.
— Пей, — сказала Хоук, поднося к его губам стакан с водой. Фенрис начал жадно глотать прохладную жидкость. — Вот и молодец, — ласково пробормотала Мариан и также бережно вернула его на подушки.
Эльф хотел поблагодарить ее, но язык не слушался. Он услышал, как она снова вернулась в кровать и подвинулась к нему. Ладонь легонько коснулась лба. Сначала Хоук провела рукой по волосам, затем, начала пропускать их сквозь пальцы, пряча за уши. Ее размеренное дыхание, тишина утра и тепло рук, которое убирало боль, – Фенрису показалось, что она творит какое-то заклинание.
— У тебя три точки на лбу, и еще кое-где на теле. Если бы я разбиралась в эльфийских тату… они болят? — шепотом спросила Хоук, и Фенрис кивнул головой.
Мариан продолжила гладить его, а эльф боялся шевелиться, чтобы не скрутило опять. Проснуться с ней в одной кровати – он так давно мечтал об этом! А тут эта боль… Каффар, ну почему именно сегодня, почему в этот день?
— Самый темный час – перед рассветом. Именно тогда кажется, что рассвета не будет, — сказал вдруг он.
— О чем ты? — Хоук подложила одну руку под голову, устраиваясь поудобнее.
— Он говорил, что ждет рассвет, стоя на краю пропасти. Жить или умереть – решать не ему.
— Силиус? — предположила Мариан.
— Он ждал рассвет... но страх становился все сильнее. Это был невыносимый путь...
— Что ты вспомнил?
И Фенрис начал рассказывать, вновь переживая случившееся.
— Данариус вынудил меня согласиться на поединок, обещав свободу. Я поверил в это, — закончил он.
— Свободу ты так и не получил? — подытожила Хоук и провела рукой по его щеке. Затем осторожно коснулась шеи и снова начала перебирать волосы.
— Помнишь, я рассказывал тебе про знаменитого бойца из Минратоуса?
— Угу, ты говорил, что у него на голове была какая-то руна.
— Я победил его.
— Серьезно? — Хоук приподнялась на локте. — Но ты же говорил, он был одним из самых сильных бойцов империи?
— Он сошел с ума. Под кожей находился лириум. В небольшом, но достаточном количестве. Он обезумел прямо на Арене, перед многотысячной толпой, — Фенрис повернул голову и поймал на себе удивленный взгляд Мариан. — Мне пришлось прервать эти мучения, Хоук. Так я узнал о том, чем занимался Данариус, и многие вместе с ним. Они изучали лириум.
— Погоди… но если у того воина лириум был в маленькой руне на голове, то у тебя он…
— По всему телу.
— Тогда как ты …
— Я не знаю Хоук. Но я бы хотел выяснить.
— Если тебе нужна моя помощь… только скажи.
— Ты и так помогаешь, — Фенрис попытался улыбнуться.
— Когда тебе становится больно, ты улыбаешься уголком губ. Вот как сейчас, — Хоук виновато опустила глаза. — Я так хочу сделать что-нибудь, чтобы облегчить твои страдания! Но я совсем не знаю, как помочь тебе вспомнить, поэтому, — она замялась, — поэтому, если тебе что-нибудь нужно, ты только попроси! Я с радостью сделаю! — выпалила она.
— Хоук… не надо ничего. Просто… погладь меня еще… — смущенно выдавил из себя Фенрис.
— Закрой глаза! — радостно велела она и вновь провела кончиками пальцев по его лицу. Приятное покалывание разошлось по всему телу. Прикосновения не убирали боль, они отвлекали её. Эльф не заметил, как вскоре по-настоящему уснул. На этот раз без кошмаров.
Назначенная в Высоком Соборе церемония оказалась очень длинной.
Хоук нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, почти как непоседливый ребенок. Утром, накануне свадьбы, она залилась лекарственными настоями. Плавание в холодном море не сослужило хорошей службы, Мариан сильно простудилась. Фенрис не болел из-за лириума, но знал, какое неприятное ощущение может доставлять першение в горле.
— Я никогда не выйду замуж, — прошептала вдруг Хоук. Эльф услышал ее, потому что стоял рядом.
Сестра Церкви сначала говорила длинную торжественную речь, за которой следовала занудная молитва, и в течение всего времени приходилось стоять на ногах, не имея возможности даже облокотиться на стену. Естественно такое действо живо утомило Хоук, которой вообще было сложно находиться без дела какое угодно количество времени.
— Я никогда не выйду замуж, потому что я не выдержу такой церемонии, не надену платья, ибо от него я чешусь, как блохастая собака. А уж про каблуки я молчу…
— Сломаешь ногу или свернешь себе шею? — шепотом предположил Фенрис.
— Вот да! — согласилась Мариан, и в зале Собора вдруг воцарилась тишина.
Сестры церкви, находившиеся неподалеку, сделали Хоук замечание. Девушка извинилась и поморщилась в ответ.
— Видишь!? Даже они меня недолюбливают, ох уж эти церковницы… И что Себастьян нашел в Церкви? Тут пахнет благовониями и хочется спать! — Хоук улыбнулась и спрятала руки за спину.
Фенрис отвлекся от Мариан, вновь разглядывая счастливые лица Авелин и Донника. Для капитана стражи сегодняшний день значил многое. Лица супругов сияли от переполнявшего их счастья. Они смотрели на мир одинаково… Эльф вздохнул и подумал, что сам вряд ли бы решился на такое. Связать свою жизнь с одним человеком навсегда? От этой мысли по спине бежали мурашки.
— Боишься насекомых? — спросил вдруг он, наблюдая, как Хоук делает шаг назад от маленького паучка, который чудом, что не попался под ноги многочисленным присутствующим в стенах Собора.
— Я их недолюбливаю. Мама рассказывала, что когда мы были маленькими, подхватили вшей. Папа нас всех побрил. Я помню, что Карвер над нами смеялся, — Хоук поморщилась и почесала в затылке, — фу, зачем ты спросил, я теперь вся чешусь, — буркнула она и начала отряхиваться.
Фенрис хмыкнул и отвернулся, чтобы скрыть от нее улыбку.