Эльф легонько толкнул дверь и оказался в ее комнате. Здесь пахло так же, как и в ту самую ночь. Горели свечи, только кровать была аккуратно, почти педантично заправлена, а вокруг царил идеальный порядок: кристально чистый стол, сложенные стопкой книги и убранные свитки, – комната была словно не жилая.
На краю кровати сидела Мариан, неестественно прямо, вытянувшись словно струна. Она смотрела на огонь в камине, а глаза… Фенрис никогда не видел, чтобы глаза излучали такую боль.
Ее лицо замерло каменной маской, ни один мускул не дрогнул, даже когда она прервала созерцание пламени и перевела взгляд на него. Эльф был готов провалиться под землю, в самую бездну, сдаться демону, еще раз пережить ритуал вживления лириума, только бы не испытывать на себе этот убийственный, пустой, полный боли взгляд.
Холод. Только сейчас он заметил, как холодно было в комнате. Камин не грел. Казалось, еще немного и стены покроются изморозью и здесь станет опасно находиться.
Хоук медленно перевела взгляд на его руку, заметив красную ленту на запястье, ее лицо исказила легкая судорога, но лишь на мгновение, и она снова стала смотреть на огонь.
Ты выстраиваешь вокруг стены, так же, как и я, ты заглушаешь свою боль, я чувствую это, Хоук, я это чувствую!!! Мне тоже больно!
Он не произнес слова вслух, вместо этого вырвалось глупое «я не знаю что сказать, но я здесь». Фенрис сам не поверил, в то, что произнесли его губы. Чувства, которые он испытывал сейчас, вообще не поддавались словесному описанию.
— Просто скажи что-нибудь. Что угодно.
— Они говорят, что смерть, это только путешествие. Это поможет?
— Я полагаю, они говорят, что ты уходишь к Создателю, когда умираешь.
— Я тоже слышал об этом, но если честно, не уверен, что есть смысл заполнять такие моменты пустыми разговорами.
Он набрался смелости и сел на кровать рядом с ней.
Хоук даже не вздрогнула. Она была похожа на тень, словно привычную смешливую и милую девушку вывернули наизнанку, выпотрошив все эмоции и заменив лишь на маску от былой Мариан. Ее глаза были сухими, она не плакала. Варрик же сказал, что Хоук держалась молодцом.
— Ты сильная, Мариан, сильнее, чем я, – тихо произнес Фенрис, и вдруг, неожиданно для себя, взял ее за руку.
Ладонь была такая холодная, что он невольно начал растирать ее пальцами, словно надеясь отогреть глыбу льда, которая была вокруг нее, между ними, всюду в комнате. Что он мог сказать? Что еще нужно сказать? Ему было стыдно и страшно, что она могла бы прямо сейчас встать, указать ему на дверь и запретить приближаться к ее жизни. Ведь это не только он впустил ее в свой мир.
По ее щеке внезапно скатилась одинокая слеза. Плечи дрогнули, и она заплакала, как ребенок, навзрыд, почти задыхаясь.
Фенрис потянул ее к себе, не зная, как облегчить боль, что чувствовал. Слезы намочили его плечо, он гладил ее спину, водя пальцами вверх-вниз, почти неосознанно, закрыв глаза, вдыхая аромат ее волос и вслушиваясь в эти жуткие всхлипы. Плач перешел в истерику, она начала дрожать и подвывать, тихонько, словно какой-нибудь раненый зверь. Фенрис понимал, что кроме него, никто не видел ее в таком состоянии. Она доверилась ему однажды, и почему-то сделала это снова. Эльф готов был благодарить судьбу, за то, что Мариан не оттолкнула его.
В конце концов, истерика прошла, и Хоук кажется, забылась нервным сном прямо у него на груди. Фенрис осторожно уложил ее на кровать. Почувствовал, как по ногам повеяло сквозняком – в комнату заглянула Орана с подносом. Он указал ей на стол, а сам вышел за дверь, чтобы переговорить.
— Там травы, успокоительные, мессир Андерс велел заварить, чтобы она выпила… – прошептала Орана.
— Я посижу с ней, если что-то понадобится, позову, иди отдыхай.
Вернувшись в комнату, он устроился в кресле, возле стола. Потер виски пальцами, устало потянулся. Сон не шел, да и голова начала болеть, реагируя на количество выпитого, будто стремясь отомстить за все его прегрешения в этот день.
Он не боялся сейчас, хотя слова одержимого немного напугали. Мариан, как открытая дверь для демонов? Слабо верилось, но холод вокруг и то отчаяние в ее глазах…
Хоук лежала на боку, подложив руку под голову и спиной к нему, он не видел ее лица. Фенрис встал, и заботливо накрыл девушку одеялом. Осторожно приложил руку ко лбу. Холодный.
Минуты растянулись в часы, он не отходил из комнаты. Наступила глубокая ночь. Несколько раз заглядывала Орана. Ей удалось заставить его выпить чай, но есть не хотелось вовсе.
— Вы бы поспали немного, я посижу рядом с ней. Мессир, она только сейчас уснула, это чудо. Мы вторые сутки уговаривали ее! Как вам удалось?
Фенрис вздохнул, на душе неожиданно полегчало. Возможно его присутствие все же помогло ей?
Орана ушла, оставив попытки уговорить его поспать. Фенрис на какой-то момент заклевал носом в кресле, снились всякие ужасы, словно по комнате летают демоны страха, пытаясь вселиться в Мариан, а он отгоняет их, машет руками, пытаясь что-то кричать, но его не слышно.
Крики.
Фенрис подскочил в кресле.
Кричала Мариан, мечась по кровати, ей снилось что-то, на лбу проступили капельки пота, она так крепко сжимала в руках одеяло, что побелели костяшки.
— Хоук!!! Хоук проснись! Это сон!
Он испугался не на шутку, когда взял ее за плечи и почувствовал, что спина насквозь мокрая, а тело холодное как лед. Она не просыпалась… Фенрис начал укачивать ее, как ребенка, осторожно прижав голову к себе, приговаривая какие-то слова, он уже и не помнил – какие. Как прогнать кошмар? Каффар, как же страшно ему было в эту минуту!
— Мама… — вдруг прошептала Хоук, и ее рука ухватила тунику Фенриса, – мамочка, все ушли, никого нет…
— Я тут, Хоук, все будет хорошо.
— Фенрис?
Хоук открыла глаза и подняла голову. В ее взгляде читалось удивление, словно она увидела его впервые.
— Как ты здесь оказался?
— Я был тут, пока ты спала.
— Ты... — она уткнулась носом ему в грудь, глубоко вдохнув. Затем легонько стукнула кулаком, совсем не больно, будто давая понять, что злится на него, просто силы совсем оставили.
Эльф не знал, что еще сказать, просто продолжая покачивать ее, словно убаюкивал.
— Мне страшно, Фенрис…
— Давай переоденем тебя, ты вспотела.
Эльф осторожно снял с нее рубашку, забывая о стеснении и неловкости, ведь это же Хоук, она выглядела такой беззащитной сейчас! Девушка не произнесла ни слова, послушно подавая ему руки, позволяя надеть на себя сухую рубашку, затем сделала несколько глотков травяного чая и снова легла на подушку. Он укутал ее в одеяло, и хотел было встать, чтобы поставить чашку на стол, но Мариан вдруг схватила его за руку.
— Ты не убежишь опять?
— Никуда не уйду.
— Не надо. Я не выдержу еще.
Эльфу стало больно в груди. Он крепче сжал ее руку, словно этот жест мог сказать хоть что-то.
— Полежи со мной, ладно?
Он не стал противиться, отставил кружку на тумбочку и вытянулся поверх одеяла рядом, давая ей приобнять себя.
Все что тебе нужно, Хоук, лишь бы с тобой все было в порядке. Ты когда-нибудь сможешь быть прежней? Неужели нет? Я так хочу, чтобы ты улыбнулась мне…
Она уснула, не выпуская его. Будто правда боялась, что утром он исчезнет. Фенрис думал, что бессонница продолжит мучить до рассвета, но через некоторое время все-таки отключился.
Ему снился Сегерон, горячий песок и теплое море. Жгучие солнечные лучи ласкали кожу, он бегал по пляжу, заходя по колено в воду, брызгался, топал ногами, смеялся. Рядом был Годор, он нацепил на себя ленты из водорослей, вместо набедренной повязки, изображая какое-то морское чудовище. Как хорошо было тогда. Они не знали забот, и даже рабство не казалось чем-то ужасным, ведь у них тогда еще не было серьезных обязанностей, они были детьми.
Он просыпался несколько раз, один, чтобы убрать из-под Мариан затекшую руку, а другой, чтобы сходить в туалет.
Замерев возле кровати, он смотрел, как рассветные лучи медленно пробиваются сквозь занавески, играя на ее лице. Кожа была очень бледной, но Хоук все же выглядела отдохнувшей. Кошмары оставили ее, уступив место здоровому сну. Фенрис лег рядом, стараясь не потревожить ее, но Хоук пробормотала что-то и снова уткнулась носом ему в плечо, обняв рукой.