Выбрать главу

Но долго ли он сможет удержаться на этих проводах?

Максим начал ощупывать ногами голую стену обрыва, стараясь найти точку опоры, когда снова услышал голос Этаны:

— Максим! Максим! Как вы там? Вы живы?

Наконец одна нога уперлась в какую-то расселину. Он поднял голову вверх. Этана лежала на самом краю пропасти, с тревогой и надеждой всматриваясь в клубы пыли, поднятые обвалом.

Но вот она увидела его. Глаза зажглись радостью:

— Максим, милый! Держитесь! Только держитесь! Сейчас я что-нибудь придумаю.

— Чего думать. Пошлите автоматы с тросом.

— Без Кибера это почти невозможно — использовать автоматы.

— Опять Кибер! Тогда гравилёт! Неужели у вас здесь нет гравилёта или чего-нибудь в этом роде?

— Гравилёт? Вы молодец, Максим! Как я могла забыть о нём?! Сейчас он будет здесь. Только держитесь. Умоляю вас, держитесь!

Голова Этаны исчезла. Он крепче уперся в расселину ногой, плотнее прижался к обрыву.

Руки совсем онемели. Липкий пот заливал глаза. От едкой пыли першило в горле.

Сколько же так висеть? Сколько он сможет еще продержаться?

И вдруг — свист. Тугой удар воздуха снизу. Максим посмотрел под ноги. Блестящий тороид гравилёта подошел к самому обрыву, гондола его с открытым люком зависла совсем рядом. Но как перебраться в неё?

А от гондолы уже протянулось некое подобие трапа.

Максим опустил на него ноги, ухватился за тонкие перила и через секунду повалился в мягкое кресло машины.

— Максим!.. Как вы? Ушиблись, ранены? Вам очень больно? — лицо Этаны, полное тревоги и страха, склонилось к самым его глазам, руки скользнули по груди, бережно прижались к голове. Он нахмурился:

— Простите, Этана, я… В общем, нагрубил вам. Так получилось…

— Максим, милый! Что вы говорите?.. — она склонилась еще ближе и вдруг прижалась лицом к его лицу.

Этого ещё не хватало! Он попытался отвести лицо в сторону. Но вдруг почувствовал, что все тело инопланетянки сотрясается от беззвучных рыданий…

19.

— Та-ак… Потяни ещё! Ещё немного… Стоп! Сваривай!

Робот мигнул фонариком и тотчас окутал себя облаком синих искр. А Максим выскочил из траншеи, взял в руки переносной телефон:

— Этана?.. Все в порядке, Этана! Включайте генераторы. Сейчас ваш Кибер оживет.

В аппарате раздался не то вздох, не то всхлипывание:

— Если бы так, Максим. Боюсь поверить… Но включаю. Отойдите на всякий случай подальше от траншеи.

— А роботы?

— Автоматам это не страшно.

Максим отошел в сторону и повалился на траву. Во рту у него было сухо, руки горели, все тело ломило от усталости.

Вторые сутки, не разгибая спины, с помощью лишь двух автоматов, срочно перепрограммированных Этаной на голосовое управление, восстанавливал он поврежденную линию питания Кибера.

Работа была адская. Под руками не оказывалось то того, то другого, незнакомый инструмент требовал особой сноровки. А время не ждало. Жизнь на корабле словно замерла.

Величайшее благо, каким казалось сосредоточение всех без исключения функций управления кораблем в руках Кибера, обернулось величайшим бедствием. Враз нарушилась система воздухоснабжения, вышла из строя связь, остановились гондолы фуникулера, перестали действовать даже автоматы, приготовляющие пищу. Этана с трудом отыскивала на деревьях полусозревшие плоды и приносила Максиму, чтобы он мог хоть немного подкрепить силы, не прерывая тяжёлой работы. О более калорийной пище оставалось лишь мечтать.

Сама инопланетянка осунулась, подурнела, забыла и думать о своих туалетах и причёске, в глазах ее поселился плохо скрываемый страх. Максим же с головой ушел в работу. Не обращая внимания на голод и усталость, на кровоточащие мозоли и ссадины, на нестерпимую жару, вдруг установившуюся на корабле, он часами разбирался в сложных схемах коммуникаций, вместе с роботами копал землю, тянул тяжелый кабель, свинчивал изолировочные шины, не переставая при этом подбадривать Этану и даже подшучивать над их незавидным положением.

В конце концов авария оказалась не такая уж страшная: обвалившийся блок не повредил ни одного важного механизма, и не будь оборвана линия питания Кибера, автоматы восстановили бы всё за несколько часов. Но выход из строя Кибера парализовал все. Сотни автоматов застыли в неподвижности, не смея ничего предпринять без указания «шефа». Напрочь заблокированными оказались склады с инструментом, приспособлениями, материалами. Этана же настолько растерялась, что не могла припомнить даже, где что лежит, вернее, до сих пор ей просто незачем было хранить это в памяти, достаточно было обратиться к тому же Киберу.

А тот спал теперь мертвым сном…

Вот почему Максим вынужден был взять всю инициативу на себя и принялся, не теряя ни минуты, восстанавливать разорванную кабельную линию, решив пустить её в обход провала, прямо по поверхности земли.

Больше двух суток продолжалась тяжелая непривычная работа. И вот сварен последний стык. Сейчас Этана включит генераторы, и Кибер оживет. Максим отер с лица пот и потянулся за оставшимися от обеда плодами, чтобы хоть немного утолить жажду, но не успел разыскать их в траве, как кромешная тьма обрушилась на остров, и мощный звуковой сигнал пронзил напряженную тишину.

Максим инстинктивно вскочил. Но уже через секунду вновь засияло солнце, и он не смог удержаться от смеха. Ну, ясно, Кибер поднял тревогу. С чего еще мог он начать, «придя в сознание». А у Этаны — гора с плеч! Сидит, наверное, уже за пультом вводной системы. Сколько всякого рода сверхсрочной информации свалится сейчас ей на голову, сколько проблем потребуют немедленного решения! Достается всё-таки бедняжке. Хорошо еще он, Максим, не успел покинуть корабль до катастрофы. Что бы она стала делать одна?..

Он пошел к траншее, чтобы поблагодарить своих «товарищей». Но тех уж и след простыл. Теперь они подчинялись только Киберу. Максим нагнулся над выемкой, желая ещё раз удостовериться в прочности стыков и… непроизвольно попятился назад. Какая-то властная сила будто приподняла его над землей и мягко отодвинула от траншеи. Между ним и провалом встала сплошная невидимая стена: Кибер обвел опасную зону заградительным полем. А по дорожке к провалу уже двигалась вереница оранжевых «коровок»…

Максим снова усмехнулся. Больше здесь делать нечего.

Он подхватил брошенный еще вчера пиджак и устало побрел в сторону своего домика. Впервые за много дней на душе у него было спокойно и легко.

Между тем, Кибер разошелся вовсю. С моря подул свежий прохладный ветер. Высоко над озером показались черные клубящиеся тучи, там, очевидно, шел дождь. А навстречу Максиму двигались все новые и новые вереницы роботов, с трубами, металлическими конструкциями, ящиками материалов, и их фиолетовые фонарики словно приветствовали землянина, возвратившего жизнь этому сложному механизму звездолета.

Вскоре тучи затянули почти все небо. Только здесь, над провалом, где дождь был, естественно, нежелателен, оно по-прежнему сияло чистейшей бирюзой, и низкое заходящее солнце мягко золотило верхушки деревьев.

Максим вышел к станции фуникулёра. Мокрая, еще не обсохшая от дождя гондола, видимо, только что примчалась сверху и, казалось, принесла с собой свежесть грозовых облаков. Он открыл кабину, сел в мягкое удобное кресло, надвинул обтекатель. На нем также блестели капли дождя, и в каждой из них отражалось маленькое зеленоватое солнце.

Такие же капли падали сейчас, наверное, и в воду озера. Оно кипело от них тонкими фонтанчиками брызг. А по берегам его так же, как много дней назад, влажно блестел розовый пружинящий песок. Но никто уже не подбежит к нему гам, не крикнет: «Догони, Максим!» И пальцы, нацелившиеся было на сектор «Озеро», скользнули по щитку вниз…

Через несколько минут он опустился к вилле с чайкой и высадился у куста сирени. Куст был в цвету, и щемящий аромат Земли плыл в тихом предвечернем воздухе чужого мира. Он подошел к нему вплотную, зарылся лицом в тяжелые махровые кисти. Потом открыл дверь и прошел прямо в столовую.

Здесь все было прежним. Сохранились даже сделанные Мионой надписи на русском языке. Он сел за стол, попросил стакан соку.

— Будь здорова, Ми!

В ответ лишь глухой шум прибоя.

Он медленно ел, уминая все подряд, что выставит перед ним автомат. Потом долго сидел, уронив голову на руки, отдавшись воспоминаниям, какие набегали и гасли, как шумящий за стенами прибой, и в каких не было уже прежней боли, а была лишь большая, глубокая печаль.

Потом, уже засыпая на ходу, он прошел в шестигранную гостиную, кое-как разделся и, бросив одежду прямо на пол, повалился на голую кушетку. Но уснуть не успел. Входная стена виллы вдруг раскрылась, и в комнату вкатил оранжевый автомат. Волна густого, до боли знакомого аромата будто накрыла Максима с головой. Он невольно приподнялся. Робот подплыл к самой кушетке и вывалил перед ним целую охапку астийских эдельвейсов.

Внутри автомата что-то щелкнуло:

— Командир корабля желает землянину доброй ночи и просит принять эти цветы.

— Спасибо, старина. Передай командиру — спасибо! Или постой! — Максим соскочил с кушетки и, выбравшись наружу, выломал несколько веток сирени:

— Возьми это, передай командиру и скажи, что землянин искренне желает ему большого настоящего счастья.

Робот послушно подхватил цветы, и через секунду фонарик его скрылся за поворотом серпантина. Максим сел на верхнюю ступеньку лестницы и, поёживаясь от ночного ветерка, долго ещё смотрел на белеющий во тьме куст разросшегося аулоро…

А наутро, едва он успел искупаться в море и привести себя в порядок, к нему снова вплыл оранжевый автомат:

— Командир просит землянина пройти к нему. Если землянин не очень занят.