- Конечно, нет! Ты что, хочешь, чтобы я умер?
Мы снова начинаем смеяться и разговаривать, а потом ребята уходят.
Не скажу, что я жду их посещения каждый день: точнее, я бы ждал, если бы мои долгие часы выздоровления не скрашивал Ричи.
После школы он сразу направлялся в мою комнату, скидывал старый рюкзак на пол, закрывал дверь, и, забираясь с ногами ко мне на кровать, принимался меня веселить. Он рассказывал такие нереальные истории, что я уже давился от смеха, но все равно бил его подушкой за то, что в них половина такой дикий вымысел, что по ним можно фильмы снимать. Ричи всегда на это закатывал глаза, и говорил, что не врет, а просто приукрашивает действительность, чтобы я больше смеялся. Он говорил, что все таблетки – просто дрянь, а действительно от всего лечит хороший смех, от которого сводит живот, а дышать уже невозможно. На этих словах он обычно затыкался, потому что в моей ситуации это было не уместно, но именно после таких приступов смеха и я чувствовал себя лучше всех, лучше, чем после любой таблетки.
День за днем я начинал замечать мелочи, детали, которые были свойственны только Ричи. Когда я выздоровел, я даже записал их в блокнот и спрятал под груду тетрадей в своем шкафу. Не знаю, зачем я это сделал.
Для меня Ричи в те дни был самым лучшим лекарством, который своими шутками, историями, рассказами поднимал мне настроение, поддерживал и скрашивал одинокие часы.
Мне стало нравиться следить за его руками, когда в момент разговора, он так увлекался, что начинал активно ими жестикулировать – он мог гнуть пальцы в разные стороны, и они всегда были у него испачканы красками, фломастерами, чернилам. Иногда он рисовал прямо на руках смешные картинки, которые двигались, если он особым образом складывал пальцы. Мне нравилось смотреть, как двигался кадык на его худой шее, нравилось смотреть, что он уже похож не просто на мальчишку, а как будто с каждым днем становился чуточку больше похожим на мужчину. Когда я застрял в возрасте десятилетнего мальчика с рождественских открыток, которого любят трепать за щечку тетушки и бабушки, Ричи уже вытягивался в рост, его конечности становились нескладными, спина сутулилась, а голос ломался и часто срывался на высоко ноте. Ричи рассказал, что пробовал курить, и один раз показал, как он это делает, да, прямо в моей комнате, стоя возле окна. Я стоял, наблюдая за Ричи, как он держал сигарету, зажатую между двумя абсолютно прямым пальцами, подносил к губам, задерживал их прижатыми ко рту, а потом выдыхал кольца дыма в открытое окно моей комнаты. Я потом словил приступ, но это того стоило.
Мне нравилось, как он откидывал волосы со лба, пропуская кудрявые пряди через пальцы, мне нравилось смотреть, как концом футболки он протирал очки, мне нравилось, как он широко смеялся, показывая запластинчатые зубы.
Короче, что бы ни делал Ричи – мне нравилось.
И я не мог найти этому объяснение.
Мне нравилась россыпь его веснушек – один раз я насчитал на левой щеке тридцать семь штук. Это было сложное занятие – не пялятся в открытую на него, когда он шутил свои самые грязные шуточки.
Но мы не только шутили. Мы часто разговаривали на серьезные темы. Ричи рассказывал о своих родителях, об их гибели, и как он даже не ожидал, что спустя неделю мои родители решат взять его на усыновление. Конечно, вся эта процедура с документами и прочим еще длится, органы опеки наблюдают за Ричи, но он безумно счастлив. Он любит своих родителей и помнит, но не ожидал, что и вторая его семья окажется классной. На этих словах я смутился, ведь значит, это определение относилось и ко мне.
- Слушай, Эдс, - как-то в один из таких дней начал Ричи, сидя, как обычно, в ногах моей кровати. Он был в розовой гавайской рубашке и серых шортах, из под которых торчали тощие коленки, - давай сыграем в одну игру.
- Какую?
- Две правды и одна ложь. Знаешь такую игру? – Ричи начал щелкать пальцами, и я пнул его ногой, чтобы он перестал меня раздражать - я задаю тебе три вопроса, на два из них ты должен ответить правду, а на один можешь соврать или просто не отвечать ничего. Усек?
- Ну, давай попробуем, - неуверенно ответил я, и заметя блеск в глазах Ричи, насторожился, - обычно мне не нравятся игры, которые предлагаешь ты.
- Итак, начнем, - Ричи вытянул вперед руку и начал загибать пальцы, - правда ли, что Билл и Беверли уже занимаются этим? На кого ты чаще всего дрочишь? На кого ты хочешь стать похожим, когда вырастешь?
Вопросы из Ричи сыплются неудержимым потоком. Я оторопело открываю рот.
- Насчет Билла и Беверли я не знаю, но могу предположить, что да. Когда вырасту, хочу быть похожим на Кларка Гейбла, а…
- Фу, это тот усатый старикан из допотопных фильмов? – Ричи делает вид, что его сейчас стошнит.
- Я люблю «Унесенные ветром!» Мы с мамой часто его смотрели, - я вскидываюсь на защиту любого фильма, - второй вопрос я пропускаю.
- Так и знал, что на самый интересный вопрос ты не ответишь, - Ричи вздыхает, - да брось, я думал, в этом и прикол: задавать друг другие мерзкие вопросы, а потом обсуждать это. Все большие парни так делают! – потом Ричи закусывает губу, - хотя да, я забыл, что ты метр сорок пять.
- Метр сорок восемь! – вскрикиваю я, но мой голос тонет в потоке смеха Ричи, - ладно-ладно, вот тебе ответ на второй вопрос: ни на кого.
- Что? Чувак, ты шутишь, что ли? – Ричи поправляет очки двумя руками, - в смысле… Ты что, типа, вообще не делаешь этого?
- Ну… - я мнусь, чувствуя, как лицо заливает краска, - ну да. А что?
- Я думал, в вашей компании только один обрезанный, - говорит Ричи, делая вид, что наглухо застегивает пуговицы на рубашке и поправляет челку на один бок, как это делает Стен, - черт, то есть ты… И типа… Ну… Девственник?
- Ну да, да, - сдаюсь я, - можешь начинать смеяться надо мной. Между прочим, я читал научное исследование, которое запрещает подросткам вступать в половую связь до восемнадцати лет, так как…
- Стоп, ну, ты хотя бы целовался когда-нибудь?
- Ох, Тозеир, отвали.
- Что? Нет? Серьезно? Я не расслышал, ты сказал: «Нет»? – Ричи начинает смеяться так громко, что складывается пополам и бьет себя по ногам, - черт, а я думал, ты неплохо подкован, раз шутишь взрослые шутки.
- Смотрю, ты у нас тут секс-символ, что ли? Кто тебе вообще даст? Кто захочет спать с мешком с костями?
Ричи недвусмысленно качает головой, но ничего точно не отвечает. Я бы мог закончить этот разговор, но уже слишком распалился:
- Окей, тогда мои вопросы, Тозиер: был ли у тебя секс? Со сколькими девчонками ты целовался? Тебе кто-нибудь нравится?
Третий вопрос срывается помимо моей воли. Ричи цокает языком.
- Ты действительно хочешь это знать?
Я пожимаю плечами.
- Окей, ну… Да, мне кое-кто нравится, но я не скажу тебе, кто. Ты все равно не знаешь. Девчонки… Господи, и не посчитать. Около десятка, наверное, - Ричи чешет шею, мучительно вспоминая, - первый вопрос отклоняю.
- Эй, так нечестно! Я ответил на все три! – я высвобождаю ногу из-под одеяла, чтобы снов пнуть Ричи, но он перехватает меня, и хлопает меня по коленке, чтобы я отстал.
Я в пижамных штанах, но чувствую его прикосновение так, будто межу его ладонью и моей кожей нет никакой ткани. Я поспешно скидываю его руку и накрываюсь одеялом чуть ли не с головой. Сердце стучит где-то в горле. Что, блин, происходит…