Написал ему про Джека – мальчика, с которым я был очень дружен в детстве и испытывал к нему теплые платонические чувства.
А потом Джек умер.
Это всегда ужасно, когда умирают дети. Родители не должны хоронить детей. Но когда другие дети оказываются вовлечены в это – это ужаснее вдвойне.
Мне было девять, но я был на его похоронах. Джек попал под машину, да, вот так банально.
Только хоронили его в закрытом гробу.
Я написал о том, что боялся привязаться снова к кому-нибудь. Нет, не к кому-нибудь.
К Ричи.
Не хотел снова потерять близкого человека, как уже потерял, будучи ребенком.
И как я потерял свою сестру, хотя я толком ее и не помнил.
Написал о том, какую силу почувствовал в себе благодаря Ричи, как поверил в себя, и как был счастлив, когда мы поцеловались.
Мой первый поцелуй действительно произошел с Ричи Тозиером, и я нисколько не жалею об этом.
Написал о том, что у меня ничего не было с Бетти, ни поцелуя, ничего. Что Ричи оставался моим единственным желанием и ночным секретом.
Написал о задумке Стена, и о том, как жду не дождусь, что расскажу ему о том, как его план замечательно сработал.
Написал о том, что готов меняться и дальше, и если он не захочет быть со мной – пусть хотя бы не лишает меня своей дружбы.
Но если у меня действительно есть хоть маленький шанс на взаимность…
Я писал всю ночь, захлебывался в словах, выблевывал их на бумагу, размазывал строчки рукой, а потом писал снова, штриховал слова, писал поверх цветной ручкой.
Напоследок не хватало только поцеловать письмо, оставляя внизу кровавый след покусанных губ.
Я заснул с письмом в руках, не разложив кровать и не переодевшись.
Как жаль, что Ричи так и не прочитал это письмо.
***
С утра я проснулся оттого, что кто-то погладил меня по руке.
- Рич? – я открыл глаза, и, увидев на груди письмо, встрепенулся, - мам, прости… Мне надо увидеть Ричи…
- Милый, - сказала мама, и я увидел, что ее глаза красные, - Ричи, он…
- Он еще не встал? Ничего, мне нужно кое-что ему передать, - сказал я, но когда мама грустно покачала головой, почувствовал укол в сердце. Только сейчас я заметил, что мама держит в руках коробку, - Ричи уехал, дорогой.
- Что? Как? Куда?! – я вскочил с кровати и помчался по коридору в его комнату, - Рич, Ричи!
- Милый, его нет, - сказала мама, когда я остановился на пороге его комнаты. Холод пробежал у меня по спине. Я обернулся на маму.
- Но… Как… Что… - я сжимал в руке письмо, пока оно не превратилось в замусоленный комок, - что…
- Он оставил тебе это, - мама мягко подошла ко мне, словно боялась спугнуть и передала коробку, обвязанную красной лентой, - он хотел уйти, пока ты спишь. Прости.
- Мам… - по моему лице потекли слезы, - мам… Он… Я…
- Я все знаю, милый, - мама заплакала и обняла меня, - мой милый Эдди, прочти это. Я думаю, он все объяснил тебе… Я оставлю тебя? Или мне побыть с тобой?
- Я… Я хочу побыть один… - я на не твердых ногах подошел к постели Ричи, идеально заправленной, какой я никогда ее не видел, и без сил опустился.
- Хорошо, милый, - мама поцеловала меня в голову, - я рядом.
Я отложил свое недо-письмо и открыл коробку. Там был вырванный из тетрадки листок в клетку и ингалятор. Мой ингалятор.
Я как смог смахнул слезы и попытался сосредоточиться на письме Ричи.
Сердце жгло огнем, а руки тряслись.
«Эй, Эдс.
Привет.
Не умею писать письма. Чувствую себя дураком, да и моя грамотность хромает. Я действительно не писал тебе никаких писем, но это не значит, что я не смог бы это сделать.
И никакие письма, даже самые красивые, не опишут моих чувств к тебе.
И когда я сказал тебе, что ты мне не нравишься – это была правда.
Ты мне не нравишься, Эдс.
Я тебя люблю.
Я полюбил тебя сразу, как увидел. Не знаю, как я понял это. Просто почувствовал.
Думаю, ты догадался, что я не такой, как все. Никогда не испытывал тяги к девчонкам, какие бы шутки я ни шутил. Поэтому ни в одной школе и семье я надолго не задерживался; как только об этом узнавали, меня отправляли пинком под зад. Быть геем – само по себе непростое занятие, а быть подростком-геем, в семье, где растут еще дети – и того хуже.
Единственная семья, которая приняла меня как родного – твоя, Эдс, и я никогда не забуду этого. Но я сам не могу остаться здесь.
Из-за тебя.
Прости, что отталкивал тебя, но так действительно будет лучше.
Когда ты сказал, что любишь меня – я чуть не умер. Но я не хочу портить и ломать тебе жизнь, малыш Эдди. Хоть мы и ровесники, но ты не пережил и половины того дерьма, что испытал я, твоя душа чиста и невинна, и я не хочу, чтобы ты пошел по кривой дорожке из-за меня. Возможно, тебе еще повезет с Бетти, она хорошая девчонка, а ты достоин того, чтобы быть счастливым. Возможно, твои ко мне чувства просто игра, и ты их перерастешь через пару месяцев.
А если нет…
А если нет, то мы еще увидимся. Клянусь тебе, малыш Эдди.
В коробке ты найдешь ингалятор, тот самый, который ты уронил, когда Бауэрс тебя избил. Я поднял его и забрал себе. Сразу говорю: я один раз им воспользовался, хотел понять, как ты это делаешь, и ощутить на языке то, чего ты так часто касался губами и своим ртом. Если брезгуешь пользоваться им, то я не обижусь, понимаю, как это должно быть неприятно. И вообще, не бери грязные вещи в рот! Это чревато последствиями (пошлая шутка от меня тебе напоследок).
В общем, Эдс.
Я люблю тебя, дурак ты мелкий.
Тут объявилась моя дальняя родственница (жена брата мужа моей тетки), и решила приютить меня на время. Возможно на пару месяцев. Сказала, что неожиданно вспомнила, что у нее никого не осталось на старость лет, и решила меня забрать. Я знал об этом заранее и решил уйти по-тихому.
Передай своим родителям, что лучшей семьи у меня не было и никогда не будет.
И такого брата тоже.
И главное, Эдс… Дыши. Дыши полной грудью. Когда я увидел, что ты чуть не помер на моих глазах – я тогда в тебя и влюбился. Твоя астма свела нас! Поэтому прошу тебя, малыш Эдди, - дыши. Дыши глубоко и свободно! Ты смелый и сильный, и я так горжусь тобой, мой Эдди.
Не забывай меня, клянусь, мы еще обязательно встретимся.
Я попробовал дышать как ты, можно сказать, мы дышим одним воздухом, ха-ха.
Я люблю тебя, Каспбрак.
И я ни с кем не целовался до тебя. Ты моя первая тринадцатилетняя любовь. И навсегда ей останешься.
Дыши, мать твою, только дыши!
Обещай мне, что будешь дышать несмотря ни на что.
С любовью,
придурок Тозиер».
Слезы текли по моему лицу, а в сердце втыкались тысячи стрел.
Я закрыл глаза, глубоко вдохнул. Я сжал в руке ингалятор, и, отложив письмо, поднес его к губам. Теперь мы действительно дышим с Ричи одним воздухом. Я приложил письмо к лицу, и оно стало намокать от слез.
«Обещай мне, что будешь дышать несмотря ни на что».
- Обещаю, Ричи, обещаю, - прошептал я, мешая слезы с улыбкой.
You’re not from here
I’ve waited for you to appear
To take my breath away
And make me weep.