Над дверью дока мигнул огонек. С громким лязгом она опустилась и вытянулась вперед, превращаясь в коридор из плотно подогнанных прямоугольных пластин, протолкнулась через пленку силового поля, затем, лязгнув снова, легла на поверхность причала.
— Вот оно. Он идет, — сказал Бедевор.
Фреска с ангелом-скелетом раскололась посередине. Двери открылись. Красный свет вырвался изнутри, и раздалось шипение воздуха — это выравнивалось атмосферное давление.
Под звон цепей с последним гулким ударом двери шлюза разошлись полностью.
За ними стояли двое.
Ламорак собирался преклонить колени, приветствуя гостей, но остановился прежде, чем успел выставить себя дураком, — по ту сторону двери были космодесантники не столь высокого ранга, как он ожидал. Слева стоял сангвинарный жрец, такой же, как и сам Ламорак, облаченный в такую же броню чуть иного оттенка белого, а справа — некий сержант. Оба были в шлемах и при оружии.
— Сержант-ветеран Доломен, — представился стоящий справа. Он выступил из шлюза, неся с собой запахи внутренних помещений: масла, крови, вина и благовоний. Доломен небрежно махнул рукой в сторону своего спутника. — А это сангвинарный жрец Артемос.
Жрец последовал наружу за сержантом. Оба отсалютовали Ламораку, ударив кулаками по аквилам на груди.
— Я представляю вам нашего владыку, — сказал Доломен. Он повернулся к двери. — Асторат Мрачный, — провозгласил он, — верховный капеллан ордена Кровавых Ангелов, Искупитель Потерянных, Дарующий Милосердие всем сынам Крови.
Этого не могло быть, но Ламораку показалось, что красный свет в шлюзе сгустился и потемнел. Тяжелые медленные шаги третьего воина в силовой броне донеслись до них: он свернул за угол внутри корабля и вошел в открытый шлюз.
Владыка Асторат ступил на «Стражу радости», и свет Дульциса словно стал холоднее.
Раздался грохот керамита: Ламорак и все его братья опустились на колени и склонили головы.
— Встань, Хранитель Крови! — сказал Асторат. — Времени мало, а у меня много дел.
Ламорак с трудом заставил себя взглянуть в суровое лицо Астората. Его волосы были черны, как вороново крыло, кожа бледна, словно у мертвеца. Его пугающая броня была выкована в форме обнаженных мышц. Все потомки крови Сангвиния знали, кто он такой и в чем состоит его долг. Все надеялись никогда его не встретить.
— Я рад, что вы здесь, господин мой. Я приветствую вас на «Страже радости», пустотном замке Красных Крыльев, хранящем…
Асторат оборвал речь Ламорака, вскинув руку, и сангвинарного жреца охватили опасения, что он допустил оплошность и сказал гостю что-то не то.
— Я получил эту информацию, когда мы вышли из варпа. Тебе не нужно повторять ее. У нас нет времени на пустые церемонии.
— Простите, господин мой. — Ламорак встал. Жрец чувствовал себя неуверенно. Он полагал себя неуязвимым для страха со времен своего возвышения до Адептус Астартес, но теперь не мог больше быть в этом уверен. — Смею ли я спросить, откуда вы знали, что нужно явиться сюда? Мы не звали вас.
— Никто не зовет владыку Астората, — сказал Доломен. — Он приходит туда, где в нем есть нужда.
— И я нужен сейчас, верно? — спросил Асторат. Его черные глаза блестели холодным милосердием змеи.
Бедевор напрягся. Асторат искоса взглянул на него. У Ламорака пересохло в горле. Он кивнул.
— Да, — просто ответил он.
— Тогда покажите мне. Расскажите! — велел Асторат.
— Вы увидите в наших записях, что здесь возникло много проблем. Психические феномены, вторжение ксеносов…
— Черная Ярость, — сказал Асторат. Слова звучали, точно это било наотмашь само страдание. — В первую очередь расскажите мне о Ярости. Это моя забота. Отведите меня к вашим мертвецам. Мы начнем оттуда.
Ламорак склонил голову:
— Сюда, господин мой.
Он указал на путь обратно вглубь «Стражи».
— Капитан Арес покоится здесь, — проговорил Ламорак. Он и его помощник отступили в сторону, пропуская Астората со спутниками в погребальный зал.
Тело капитана лежало на гранитном блоке. Металоновые трубки опоясывали блок и уходили в камень, охлаждая его так сильно, что он излучал смертельный мороз.
Лицо Ареса было наполовину вмято внутрь. Кто-то попытался счистить кровь с его волос, но спекшиеся сгустки все равно цеплялись за корни, и белые пряди окрасились розовым. На броне в нескольких местах зияли пробоины.