— Брат Борс! Брат Ульфиус! — воскликнул Бедевор.
— Займись вторым! — велел Асторат. — Этот за мной. Он помнит, кто он такой. Я освобожу его.
— Прикрой нас — здесь еще трое на свободе! — бросил Доломен Бедевору.
Он положил болтер на землю. Вытащив нож, он приблизился к умирающему воину. Ульфиус, гласил его свиток с именем. Внутренности вываливались из расколотой брони, и все же космодесантник представлял бы опасность для Доломена, если бы не сломанные ноги и глубокая рана в груди.
Воин с трудом поднял руку:
— Отец… Отец, не оставляй меня…
Доломен опустился на колени рядом с ним и взял его ладонь в свою.
— Не волнуйся… Ты хорошо послужил своему владыке. Ты спас нас. Иди с миром.
— Что ты делаешь?! — прошипел Бедевор.
— Молчи! — Доломен бросил взгляд за спину. — Позволь ему умереть достойно.
— Он убил меня… — выговорил космодесантник. Его глаза были полностью залиты красным. Клыки выдвинулись до конца, разрезав нижнюю губу.
— Да, но не напрасно, — сказал Доломен. — Знай, что ты умираешь с честью, ибо ты смотрел глазами благословенного Сангвиния. Ибо, пусть истинных богов и не существует, наш отец из всех живших наиболее приблизился к божественности.
— Помоги мне…
— Доломен! — снова прошипел Бедевор.
С другой стороны поляны донесся голос Астората, призывающий второго воина Красных Крыльев к спокойствию и контролю.
— Иди с миром, — повторил Доломен.
Затем повернул нож параллельно лицу раненого и надавил. Клинок врезался в шею, рассекая артерии и пронзив основное сердце. Доломен вытащил клинок и добил воина таким же разрезом с другой стороны, уничтожившим его второе сердце.
— Иди с миром, — сказал Асторат.
Топор палача снял голову брата Борса ударом спереди и внизу вверх, не задев силовой ранец. Космодесантник рухнул ничком. Из его шеи потекла на землю кровь. Почва была слишком напитана влагой, чтобы принять ее, и кровь струилась потоком, собирая сухие иголки.
Красное взывало к Бедевору; он услышал боевые барабаны, стучащие в ритме человеческого сердца, а за ними увидел нечто худшее: черные знамена и гибель рассудка…
И сглотнул непрошеную слюну.
Асторат и Доломен преклонили колени и опустили головы в безмолвной молитве. Бедевор ощутил непривычное головокружение. Чернота подступала к нему на краю зрения.
— Я — Бедевор, брат Красных Крыльев… — прошептал он себе. — Это Дульцис. Это происходит сейчас.
Верховный капеллан и сержант-ветеран поднялись одновременно.
— Нам грозила опасность, — заметил Бедевор. После реакции на кровь он чувствовал себя очень странно.
— Мы — те, кто несет милосердие, — сказал Асторат. Он поднял свое орудие. — Его называют топором палача, но я — не палач. Эти братья страдали. Мы даровали им покой.
Клинок Доломена с шорохом скользнул в ножны. Он подобрал болтер.
— Будь настороже, — предупредил он. — Остальные где-то неподалеку.
Джунгли обступали их со всех сторон. Ветви скребли по керамиту брони. Раздавленные грибы и зеленые следы от водорослей легли свежим слоем поверх ила, покрывающего космодесантников. Атмосфера становилась все более напряженной, небо казалось все дальше, а жара под деревьями нарастала. Они двигались вперед, в темные места, где почти не бывали люди. И Империум, и само понятие цивилизации казались отсюда бесконечно далекими. Все трое ощущали притяжение Ярости. Бедевор переживал это с большим трудом. Доломен бормотал собственные молитвы, привычно ступая по краю безумия. Только Асторат встречал черное и красное, принимал их и приветствовал, точно друзей, свернувших с праведного пути.
Они поднимались тропами, протоптанными в земле поколениями животных. Порой попадались отпечатки тяжелых керамитовых сабатонов, но им не требовались следы, чтобы найти потерянных. Ярость вела их вперед.
Они взобрались на вершину низкого приземистого хребта, где вода стекала по выходам сланца, мягкого, ненамного тверже окружаю щей почвы. Именно там лейтенант Джадриэль и двое последних его братьев набросились на них.
Все трое почуяли первого из потерянных куда раньше, чем услышали его бессловесный боевой клич. Волна страдания захлестнула их, угрожая утащить с собой в ту же тьму, где пребывал воин, а затем раздался его вопль, усиленный сбоящим оборудованием, полный темноты и отчаяния.