— Эти дни давно миновали, брат мои. Опусти оружие. Твои войны окончены. Я пришел даровать тебе милосердие.
Лейтенант сорвал шлем и отбросил его, открывая лицо, искаженное скорбью.
— Так же, как ты принес милосердие на Исстван, и Бету Гармона, и на Терру? Как даровал его Феррусу? Гражданам Империума? — У Джадриэля не было оружия дальнего боя, но он выдернул из ножен силовой меч и коснулся кнопки активации. Клинок вспыхнул молнией, не уступающей тем, что ярились в небесах. — У тебя не осталось милосердия. Только гордость и высокомерие. Ради своей гордыни ты уничтожил нас всех.
— Брат, подожди! Ты не Сангвиний.
— Время ожидания прошло. Настало время мести!
Он бросился на Искупителя, выбивая подошвами крошки сланца. Молния с грохотом ударила в землю, оставив дымящуюся дыру на другой стороне холма. По всему небу плясали электрические разряды, и дождь неумолимо лил, стекая по длинным черным волосам Астората.
Верховный капеллан не дрогнул и не сдвинулся с места, только взял топор на изготовку. В последний миг он активировал собственное силовое поле, встретив замах лейтенанта скупым блоком. Клинки столкнулись, отозвавшись громом, — отчетливее и агрессивнее, чем раскаты бури.
— Именем Сангвиния, нашего общего отца, я пришел излечить твою боль.
Лицо Джадриэля стало темно-красным, клыки блестели в свете молний.
— Лжец! Ты несешь боль!
И снова он прянул вперед, обрушиваясь на Астората, будто рыцарь из дикого мира, атакующий соперника на турнире. Они столкнулись снова. Меч Джадриэля метнулся вверх, а потом вниз, целясь в основное сердце капеллана.
Искупитель блокировал оба выпада короткими точными движениями, и их оружие снова с грохотом столкнулось. Буря громыхала в ответ. Джадриэль остановился и резко развернулся, вращая мечом, ударяя то сверху, то снизу в каскадах синих искр. Асторат выжидал, принимая удары на рукоять и клинок топора, отводя их в сторону, но лейтенант наступал без передышки; его ноги оставляли глубокие следы в земле, которые тут же заполнялись водой. Еще одна молния ударила совсем рядом, и еще. Земля дымилась под натиском бури. Джадриэль теснил противника к краю обрыва. Он выкрикивал бессвязные фразы, смешивая детали собственной жизни с воспоминаниями Сангвиния.
— Я пришел облегчить твои страдания, — сказал Асторат, парируя очередной удар.
— Ничего, кроме крови и смерти, — я был лишь орудием разрушения. Я был клинком, что редко возвращался в ножны. Почему? Почему?! — отчаянно спросил Джадриэль.
— Я пришел покончить с твоей болью.
В тот момент, когда Джадриэль снова занес оружие, Асторат развернулся, зацепил меч крюком топора и резко крутанул. Пойманный между рукоятью топора и лезвием, меч сломался с мощным выбросом энергии, оглушившим их обоих. Открытая кожа капеллана исходила паром.
Джадриэль прыгнул и ухватился за топор, пытаясь выдернуть его из рук Искупителя. Тот с трудом сумел удержать оружие, потому что примарис был невероятно силен. Он наносил удары коленями и ступнями, вынуждая Астората ступать предельно осторожно, чтобы избежать их. Они боролись на краю обрыва, и буря пылала и грохотала все сильнее. Подошва сабатона Джадриэля проехалась по щиколотке Астората, содрав кожу и обнажив кость. Верховный капеллан стиснул зубы, преодолевая боль, и ударил лбом прямо в лицо Джадриэля. Нос примариса хрустнул, и дождь окрасился пряной кровью.
Лейтенант пошатнулся. Асторат не упустил шанса, отпустив топор правой рукой и впечатав кулак в сломанный нос Джадриэля. Снова влажно хрустнула кость. Асторат ухватился за горжет брони противника и попытался опрокинуть его на землю, используя вес самого примариса.
Джадриэль вывернулся из захвата, схватил Астората за руку и выкрутил ее, заставив Искупителя отступить. С усилием примарис вырвал у него топор палача. Асторат споткнулся, упал на одно колено. Его кровь омыла землю.
— Ты предал нас. Предал нас всех, — произнес Джадриэль, высоко занося топор над головой.
Молния расколола небо, соединившись с топором. Электричество пронизало броню Джадриэля, выжигая контакты. Уходя в землю, энергия прокатилась и через Астората. Он едва не потерял сознание, но поднялся, шатаясь, с дымящейся земли, когда Джадриэль упал вперед. Лейтенант встал на четвереньки, затем рухнул снова, сумев лишь перевернуться на спину. Его лицо было кошмарно обожжено ударом молнии.
— Я пришел… — выдохнул Асторат. — Даровать тебе милосердие…
Он подобрал топор и встал над поверженным лейтенантом. Сгоревшие губы с трудом складывались в слова, но ненависть в них была несокрушима: