Огоньки светили на далеком берегу. Огоньки добычи. Еда. Поработители двинулись в путь.
Вдали от высоких башен Эсмера чуяла, что назревает драка.
— Дай сюда!
Эсмера проследила за пальцем юнца, тычущего в ее кусок хлеба. Она ответила кротким взглядом:
— С чего бы?
Их окружала толпа. К этому времени новости уже разошлись широко, и все на главной площади с нетерпением смотрели в небо. Жизнь на Дульцисе была тяжела. Никто не обращал на уличных бродяжек никакого внимания. Эти парни могли зарезать ее прямо здесь, и никто бы даже не дернулся.
— С того, что иначе я тебя швырну в грязь, а потом мои приятели с тобой позабавятся.
Он ничем не отличался от большинства таких же мелких бандитов; рядом с ним стояли двое ухмыляющихся сообщников. Слишком слабы и трусливы, чтобы выжить самостоятельно, но опасны под руководством своего вожака. Один был толстым и сильным, второй — низкорослым и жилистым, со злобным лицом. От него плохо пахло, а глаза казались мертвыми. Эсмера уже видела такое сочетание прежде.
— Из деревень пришли, да, болотники?
— Ты как догадалась? — спросил толстяк.
— Потому что я прожила здесь всю жизнь и до сих пор не видела тебя. А тебя сложно не заметить, очень уж ты жирный.
— Я буду кромсать тебя медленно, — пообещал толстяк.
Он шагнул вперед. Вожак остановил его резким ударом в живот:
— Ты тут не командуешь! Я главный!
— Точно. Извини, Сен… — пробормотал толстяк. Похоже, этот парень, помладше остальных, был не таким уж плохим. Его лицо покраснело, и казалось, что он готов заплакать.
Тощий нахмурился:
— Мы всяко сильнее тебя.
— Ага, вот теперь ты начинаешь что-то понимать. — Эсмера улыбнулась. — Но ты ведь меня не знаешь. А вдруг я самая опасная девчонка в этом городе?
Она нарочно сказала «девчонка», а не «женщина»: это звучало менее угрожающе. Но она была женщиной, старше них и во многом лучше.
Толстяк и Сен засмеялись. Тощий облизал губы. У него пробивались пушистые усики. Такой молодой, но уже убийца. Двое его приятелей развлекались обычной для обитателей улиц жестокой игрой, которая не обязательно должна была окончиться насилием. Но этот просто хотел причинить боль. У него был нож. Эсмера чувствовала его желание использовать оружие, чувствовала столь же явно, как вонючее дыхание на своем лице.
— И сколько ж тебе лет? — спросил Сен.
— Постарше тебя.
— Тогда у тебя должно хватать ума, чтобы понять, что, если отдашь мне этот хлеб, сможешь уйти отсюда своими ногами.
— Нет! — сказала Эсмера.
Без всякого предупреждения она развернулась на пятках и бросилась бежать, протиснув свое худощавое тело между двумя горожанами, глазеющими на небо. Оттуда доносился нарастающий рев. Атмосферные двигатели. Из космоса опускался корабль. Это заинтересовало Эсмеру, но рассматривать диковину времени не было.
Юнцы рванулись за ней секунду спустя. Эсмера обманула их, как и собиралась. Она знала город; они — нет.
Она промчалась через забитую людьми центральную площадь верхнего форта, виляя между рыночными лотками и грудами плетеных клеток, где держали привезенную с болот птицу. Толстяк врезался прямо в клетки, переломав прутья и получив в отместку дубинкой. Эсмера оглянулась через плечо и увидела, как он отмахивается от побоев, пока птицы разлетались в стороны, а его приятели яростно проталкиваются мимо. Сен выглядел злым. Тощий явно был готов убивать.
Она бросилась по главному спуску, мимо ржавых зубов верхней будки привратника и мрачных металлических черепов, в которых обитали духи, повелевающие воротами. Бежать по дороге, покрытой слоем навоза и тростника, было легко. Спуск изгибался, поворачивая в обратном направлении, но Эсмера знала, где срезать путь. Она прыгнула, приземлившись на крышу хижины местного механика. Тот лишь прикрикнул на нее. Он ее знал. Зато не знал юнцов, которые поспешили следом. Эсмере достались крики; им — выстрелы.
Она вела их в Муравейник, часть города, где сотни крохотных мастерских и лавчонок теснились вдоль старых дорог и загромождали переулки. Там воняло пивоварнями, химикалиями, красильнями, а хуже всего были смрад кожевенного района, от которого слезились глаза, и поднимавшаяся от бойни вонь вспоротых кишок. Все умещалось здесь. Для жизни это место подходило плохо, но здесь была ее территория. Эсмера усмехнулась на бегу, тяжело дыша. В Муравейнике она оторвется от преследователей без всякого труда.
Она резко свернула за угол, снова сбив юнцов с толку, бросилась в переулок не шире ее распростертых рук и нырнула под полог, отделявший улицу от прилавка на другой стороне.