Затем вернулся в пустую столовую. Предметы разукрашены, фон нарисован цветными карандашами. У столовой явно был мультимедийный подход.
Борис сел за свой столик, наклонил голову к тарелке с гречкой и курицей, и стаканом воды. Он посмотрел по сторонам — сидел в полном одиночестве. Дальше Борис сделал глоток воды, поперхнулся и капли крови попали в прозрачный стакан и на еду.
«Погрузившись в собственные мысли, я избил тех мудаков, даже этого не осознавая. Это реально тупо».
Сигарета у него в зубах, он щёлкал зажигалкой. Из-за теней нельзя разглядеть выражение его лица.
А высокие тени на панорамных окнах приближались. Дверь открылась, грёбаный десяток изуверов двигалась к его столику, а затем подобно стихии, так же внезапно, главарь схватил Бориса за волосы и ударил лицом о стол.
— Опезденевший, привет от Гобдева. Теперь ты труп и в хуй не дуешь, — казалось, он прорычал именно эти слова.
Через мгновение его выбросили в окно, острые осколки с треском рассыпались. Он с трудом встал с асфальта, и с потрёпанной шкурой отступил в переулок. Он мог продать свою душу за что-то лучшее. Он бы не стал возражать, если пойдёт дождь. Они били его, и он бил их в ответ: Борис из темноты швырнул труп собаки, бросился в середину ряда, не было пространства для размаха, он «стрелял» короткими боеприпасами во все направления. Один из тварей вцепился и не отпускал его, Борис засунул пальцы в уголки глазниц и начал выдавливать ему глаза. Так получилось, что влажные глаза орущего на всю улицу молодняка свисали на красных ниточках из чёрных впадин. Борис засунул их ему в пасть, он просто хотел чтобы инвалид замолчал.
Проклиная его, лавина злых рыл прижали Бориса к смердящим трупным запахом мусорным контейнерам. Возможностей для манёвра почти не было, но Борис находил возможности разбивать лица, вырывать клоки волос, «натягивать» врагов на себя, контролировать их руки, чтобы те не использовали оружие. Поймав момент, Борис пробил фронт-кик левой ногой, потом нырнул под атакующую вверх ногу врага, перебросил в контейнер, блокируя встречные мощные удары, и пробив ещё один фронт-кик правой ногой. Через мгновение он в обхвате с главарём перевалился в контейнер вниз головой; они не прекращали рвать друг друга на куски, словно большие бешеные крысы, утопая в отходах и гнили. Становилось тяжело дышать, тело просило лишь об одном — чтобы ему дали лечь и умереть.
Только тишина не приносила новую боль. Весь в крови, своей и чужой, он осторожно шёл вдоль стены здания. Пасмурно, но дождя не предвидится.
Комната Целомудрии. Помятый Борис курил, сидя на кровати. За стенами — крики, смех и ругань соседей. В одном ритме тикали стрелки часов на стене. Идеальное место для самоубийства.
— Соскучился по своей девочке, тигрёнок? — затряслись челюсти старой женщины в каком-то причудливом наряде.
У неё густая тушь на ресницах, жирные складки висели на её теле, бородавки осыпали её шею, белые волоски торчали на подбородке. Её новый маникюр прямиком из ада.
— Выключи свет.
— Стесняешься?
Долгое молчание.
— Хочешь жёстко?
— Не хочу.
Она выключила свет. В темноте скрипучий от ржавчины возраста голос исчез, и зазвучал знакомый, ласковый, мелодичный юный женский голос.
— Скажи честно, тебе нравится со мной?
№ 4 Дубы и болота
Желание одолевает меня. Руины и сомнения сомкнулись над моей головой. Никогда не думал, что могу чувствовать так много. Я знаю, что это нечто большее. Но я знаю, я никогда не смогу узнать тебя. Я знаю, я никогда не смогу понять тебя, и кровь проливается: длинная красная нить и длинная верёвка. Но тебя здесь нет.
Пацаны окружены живым цветом зелени за гниющим забором посёлка. Солнце исчезало за плоским, тёплым горизонтом.
— Вы слышали, какие сейчас ходят слухи о нас. Все говорят, смерть Вити забрала у нас что-то внутри, говорят, мы уже не те, — говорил Бобёр
— Это правда, — буркнул Авраам, который сидел на корточках рядом.
— Короче говоря, мы уходим.
Малыш отвернулся от Бобра, потрясённый услышанным. Мимо проехал автомобиль.
Серебристая девяносто девятая остановилась на шоссе возле болота. На этой теневой дороге сумерки. Здесь всегда сумерки. Дальше они шли пешком. Кто-то постучал в их дверь.
Борис шёл слева. Он смотрел на пустую улицу и видел вдали одинокий вишнёвый фургон, который на большой скорости приближался к ним. Других автомобилей нет, вокруг никого. У фургона нет номерного знака. Затем фургон со скрежетом остановился рядом с ними, боковая дверца открылась, и видно двоих ублюдков. У каждого из них в руках доски. Они высунулись из открытой двери фургона и тянулись к Борису, бесконечно угрожающие. Они схватили Блриса, сбивая с ног. На фургон мгновенно бросились остальные бойцы. Фургон мчался прочь от банды, которая бежала за ним. Ноги Бориса болтались во всё ещё открытой двери, он пытался освободиться, пока его втаскивали внутрь и лупили досками.