В редких случаях мне снились, если можно так сказать, исторические сновидения, основанные на великих событиях, которые могли иметь место в прошлом. Эти сновидения имели две характерные черты: а) в них я не был актёром, но только зрителем, как будто бы в просторном театре на открытом воздухе и б) я никогда не мог вспомнить их в подробностях, сохранялось только общее впечатление по пробуждении. Поначалу я относил эти сновидения к некоему драматическому началу, работающему с моей памятью, оставленной книгами и театральными представлениями, но удивительным было то, что я не участвовал в этой драме. Позже, однако, когда я познакомился с теософией, я стал отдавать предпочтение теории, согласно которой в этих сновидениях я пришёл в соприкосновение с Хрониками Акаши, или, вероятнее всего, с их отражением в Астральном Свете.
Если эти понятия окажутся тёмными для читателя, я вынужден отослать его к любому элементарному учебнику по теософии. Здесь я сделаю краткое отступление от темы. Хотя в глубине души я мистик, я пытаюсь писать эту книгу больше с точки зрения парапсихологии, и теософскими понятиями буду пользоваться так редко насколько возможно и без догматизма. Однако иногда, теософская терминология оказывается полезной, и имеет преимущество в виду своей широкой известности. Вероятно, многие из моих читателей окажутся теософами, вот почему я думаю лучше говорить «астральная» проекция, а не «эфирная», даже если некоторые из моих опытов, быть может, являются скорее эфирными по своей природе, если использовать это слово в теософском смысле и не соотносить его с предполагаемым эфиром учёных. Согласно теософии, эфирный двойник, или же эфирное тело представляет собой тонкую, проникающую в физического тело его копию, через которую циркулирует жизненная сила. Будучи экс-териоризованным, оно не может удалиться более чем на несколько шагов от своего материального двойника, к которому оно прикреплено посредством серебряного шнура, разрыв которого означает смерть. Астральное тело намного более тонкий носитель сознания и, несмотря на то, что оно также соединено посредством другой крайне сложной структуры, или шнура, с физическим телом, оно обладает практически неограниченной свободой, т.к. этот шнур оказывается почти бесконечно растяжимым. Итак, поскольку иногда в своих внетелесных приключениях я, кажется, путешествовал на многие мили, то очевидно, что «астральный» является лучшим термином. Таким образом, я избавлюсь от какой-либо путаницы с «эфиром» учёных и избегу критики со стороны моих друзей-теософов.
Сновидения, в которых я исследовал то, что казалось чудесным небесным миром, демонстрирующим удивительные крайности красоты и уродства, привлекательности и отвращения, надежды и отчаяния. Этот мир был пропитан неописуемым очарованием, божественной атмосферой, так что, по пробуждении, я чувствовал, что даже в адском сновидении (этого типа) я был ближе к Богу, чем в своей уютной комнате, залитой светом утреннего солнца.
Сновидения такого характера во время моего юношества случались не часто, но моя молодость была богата на них и они порождали духовное неудовлетворение, которое воевало против моего растущего интереса к официальным наукам и наслаждения мирскими страстями. Земля была прекрасна, но небесные сны ещё прекрасней. Память прекрасного не от мира сего преследовала меня.
В этих снах я, во многих случаях, замечал то, что, кажется, было проявлением некоторого изначального божественного закона. А именно: если смело стать лицом к фигуре, воплощающей страх, она либо рассеется, либо превратится в нечто красивое, что всегда и случалось, когда пробуждалось моё сострадание, которое и побеждало моё отвращение.
Я наблюдал, что иногда в кошмарном или мучительном сновидении обычного, не-небесного характера, сам факт моих мучений вызывал мысли: «Но этого же не может быть! Этого не могло случиться со мной! Должно быть я сплю!» И далее: «Довольно с меня. Я просыпаюсь!» И я ловко спасался от ситуации, отталкивая от себя сновидение и просыпаясь. В те дни я никогда не осознавал те огромные возможности, что таит в себе это открытие, хотя моё любопытство и разгоралось до некоторой степени. Мне было интересно, почему лишь изредка получалось узнать в сновидении, что это сновидение, и откуда эта возможность? Думаю, я упустил важность этого переживания потому, что выяснил, что и с другими случалось то же самое. Интересно отметить, что хотя многие люди могут таким образом спасаться от кошмара, лишь очень немногие могут знать во сне, что видят сон, если этот сон приятный или самый обыкновенный. Возможно, что именно интенсивное эмоциональное напряжение пробуждает критическую способность сознания, заставляя её доказывать, что необычные обстоятельства сновидения слишком далеки от обыденной жизни, чтобы быть настоящими.