В этот ночной час даже на улице в беседках кинотеатра за вьющимся диким виноградом все умолкло. Через открытую форточку была слышна тишина этих беседок...
Я долго сидел и вдумчиво наслаждался светом ночника, причудливо преобразившим кабинет. Потом я встал с кресла, вышел из-за стола, чтобы немного походить по кабинету. Все-таки мне нравилось находиться совершенно одному в большом здании с онемевшими комнатами. Это ощущение пространственной пустоты, целого двухэтажного здания, позволяло мне дышать и мыслить свободно. Ведь случись так, что сейчас в какой-нибудь из комнат кинотеатра присутствовал бы еще кто-нибудь - я об этом бы знал!.. Он словно заноза бы мешал мне в моем одиночестве.
Часто мы думаем, что ушли в одиночество, вроде бы и в самом деле пространственно - одни, но даже если о нас в это время кто-то усиленно думает или просто вспомнил о нас на миг, - это уже не одиночество! Мы чувствуем все! Каждое прикосновение чужой мысли к нам. Вот почему нам бывает ни с того ни с сего как-то странно не по себе, так неопределенно, неизвестно почему нехорошо. И хочется просить всех на свете: не думайте обо мне, не мешайте мне жить.
И в самом деле, - надо уважать одиночество человека! "Очищай даже помыслы свои", - как все-таки прав этот древний завет...
В одиночестве со мной начинают твориться интересные вещи! Я могу осторожно выхаживать строго по шву двух половинок линолеума, глядя себе под ноги; я могу с удивительной точностью ходить по кабинету и наступать только на те места, где поскрипывают деревянные доски под линолеумом или еще Бог знает что!
В общем, причуды одиночества, они у каждого человека свои. Наше мышление любит переходить в движение нашего тела, особенно, когда мы одни или когда забываешь о взглядах со стороны. Правда, при последнем ты становишься весьма забавным объектом для окружающих. Еще бы! Только вообразить себе: человек разговаривает вслух сам с собой в присутствии других людей! Или же он будет, как я, к примеру, замысловато выхаживать по своему директорскому кабинету на глазах у изумленных подчиненных...
Почему, почему так? То, что мы можем себе позволить в одиночестве, никогда не позволяем себе в окружении общества. Утеряна какая-то детскость, первородность, энергетическая свобода, простота и доступность...
Почему это? А потому, наверное, что мысли наши, хотя бы и глупые, хотя бы и уродливые, убогие, всегда можно скрыть, не показать, смолчать. А движения - они-то будут налицо! Вот они, смотри и понимай, кто перед тобой, какой человек, какой глубины и прочее. Да, если бы все человечество вдруг дало бы полную волю движениям своего тела в стиле своего мышления... Господи!.. Как бы все просто стало!..
Дураки бы отошли на свои места, а умные бы воссели на свои... А что проходимцы, льстецы, негодяи и прочее, подавляющее большинство планеты? А мне кажется, - их вовсе бы не стало. Ведь и задумать-то плохое, недоброе нельзя будет. Божественные отношения наступят повсюду на Земле...
Так я незаметно для себя разговорился вслух, выписывая кренделя по кабинету в полном одиночестве кинотеатра.
Впрочем, одиночество мое остановилось вдруг у дерматиновой двери кабинета, и я прислушался. Мне показалось, как что-то неопределенное послышалось оттуда, из малого фойе: шаги - не шаги, шорох - не шорох, и я насторожился...
Вдруг я содрогнулся от неожиданности: раскатистый крик метнулся из малого фойе по всем помещениям кинотеатра, словно заглянул ко мне в кабинет и ощупал меня с ног до головы... Мне стало жутко. Я бросил озабоченный взгляд на телефон, стоящий на столе у самого ночника: "Вызвать милицию или же подождать, что дальше будет?" Я решил, что еще подожду и послушаю...
Крик, обшаривший все изгибы и углы кинотеатра, умолк. Вместо крика теперь были отчетливо слышны точно по луже хлюпающие шаги. Я принялся гадать, притаившись за дверью, что же это могло быть: может, что-то замусорилось в одном из туалетов, и вот теперь по всему мраморному полу фойе растекается водяное зеркало? А может, кого-то зарезали там, и эти шаги хлюпают по кровавому месиву?
- Купсик! - внезапно раздался знакомый мне голос где-то совсем рядом за моей дверью!
- А-га-га-га! - видимо, отозвался хозяин шагов.
- Купсик, дай воды побольше, я хочу поплавать на спинке, - потребовал все тот же знакомый мне голос.
"Да это же Зоя Карловна! - вспыхнуло у меня в голове, библиотекарь кинотеатра".
- Зойка, а ты со мной сегодня полетишь на планету? спросил каким-то булькающим голосом хозяин шагов.
- Ой, сегодня не знаю. Я так занята буду, у меня столько гостей намечается! - и она как-то зловеще захохотала.
Хлюпающие шаги пробежали по фойе, и вдруг вода водопадом рухнула там, за дверью. Я придавил дверь изо всех сил плечом, хоть она и была заперта на ключ, на всякий случай; лицо у меня взмокло от волнения.
Издалека послышались плескания.
- Ах, Зойка, догоню-ю! - завопил Купсик.
- Да куда же ты нырнул, а-а-ха-ха! Толстенький! Там же сортир! - шалила Зоя Карловна.
Она барахталась в воде, наверное, в двух шагах от меня; я продолжал подпирать дверь плечом. На окне моего кабинета была крепкая металлическая решетка, и я уже пожалел об этом.
Видимо, Купсик подплыл к Зое Карловне очень близко, и теперь они, нежась на плаву, перешептывались:
- Зо-ойка, - протянул в удовольствии Купсик.
- Толстенький, ты мне еще и за ухом, за ухом пощекочи,-шептала библиотекарь.
- Зо-ойка... А знаешь, твой директор...
- Не может быть! - оборвала Зоя Карловна.
- Да, да, - утверждал Купсик.
Все так же, стоя у двери, я приложил свое ухо к дерматину, чтобы лучше слышать, о чем они говорят.
- Так ты запустил утку? - поинтересовалась Зоя Карловна.
- Еще бы!.. Но... - нашептывал Купсик своей ведьме, но я не расслышал что!
- Хорошо!.. Я сама все устрою, - сказала убедительно ведьма так громко и холодно, словно, чтобы я слышал!.. И потом, может, она оттолкнула от себя толстенького или шлепнула его рукою! Только заорал он, как все стихло... Минут через пять я решился и медленно повернул ключ в замке два раза. Я потянул дверь за ручку. И ничего не случилось! Вода не хлынула на меня, в фойе никого не было. Только стояла какая-то утрамбованная тишина, высвеченная ярким полнолунием.
Визит
Где-то часов около двенадцати следующего дня я стремительно вошел в библиотеку на втором этаже кинотеатра. Зоя Карловна сидела за своим рабочим столом и рылась в ящике с картотекой.
- Здравствуйте, - строго произнес я.
- Здравствуйте, Сергей Александрович! - проговорила библиотекарь, вскочила со стула и подбежала ко мне, усердно потирая руки.
Я недоверчиво покосился на Зою Карловну, но улыбнулся.
- Давайте выпьем чаю? - предложила она.
- Давайте, - согласился я.
Зоя Карловна просеменила коротенькими ножками в соседнюю комнату и засуетилась там. Комната служила книгохранилищем, но оттуда сейчас доносились позвякивания стаканов и даже, по-моему, бутылок...
Пока Зоя Карловна готовила чай, я равнодушно расхаживал среди книжных шкафов и полок, водя взглядом по корешкам книг. Слова я читал не все, а так, только некоторые, те, что наиболее ярко выделялись. Это напомнило мне прогулку по кладбищу, где тоже проходишь по аллеям и мельком считываешь глазами всевозможные фамилии покойников. Я остановился у окна и заглянул в него: по направлению к кинотеатру шел контролер, сегодня работала его жена, он шел и вдруг остановился у ступенек, задрал голову и пристально всмотрелся в соседнее со мной окно. Там, где книгохранилище. Я шагнул в сторону, за стенку, чтобы меня не было видно, и продолжал оттуда выглядывать,наблюдая за контролером. Я видел, как контролер понятливо кивнул, развернулся и решительно зашагал прочь от кинотеатра.
- Сергей Александрович! - донесся до меня голос библиотекаря из книгохранилища, когда контролер уже свернул в проулок.