Бурелом
Вика жила со своей четырехлетней дочерью Оксаной в двухкомнатной квартире. С мужем она уже три года как разошлась, он так и не бросил наркоманить, и, кроме шприца, его мало что интересовало, а молоденькой женщине нужен был мужчина, его ласки и обязанности...
Помнится, еще когда Вика ходила в мелких подростках, я очень нравился ей, да и что говорить: она мне тоже!... Как-то стройненькая, с проклюнувшейся грудкой девочка на полном серьезе попросила меня с нею прогуляться! Это и была соседка Вика...
И я прошелся с нею до парка и обратно к нам во двор. Как же по-женски, еще тогда, она себя вела! Шла рядом важно, разговаривала медленно, как взрослая. В общем, воображала себя точь-в-точь как на свидании с любимым, как это демонстрируется в наивных кинофильмах...
Нет! Все-таки женщина - всегда женщина! У нее не бывает возраста! Наверное, не возрастом женщины отличаются друг от друга, а опытом, а может даже и не опытом вовсе, а чем-то иным, неуловимым, врожденным...
А еще, вспоминается, я встречался с одной девушкой, Галей Романенко. Сидел я как-то в обнимку у своего подъезда с Галей, а из подъезда выскочила Вика, озорная такая и веселая. Выскочила и тут же - насупилась, погрустнела, потому что увидела меня в обнимку с девушкой! Остановилась Вика и несколько секунд смотрела на меня, озлобленно, надменно, а потом...
- У-у! - погрозила она мне кулаком. - Предатель! выкрикнула она мне в упор, плюнула прямо в лицо и убежала. А я остался сидеть оплеванным рядом с опешившей Галиной. Удивительное дело, может, и совпадение, но с той Галиной, на которой я даже собирался жениться, у меня, после того случая, пошли разлады: я упрекал Галину в холодности, а она меня в горячности, а потом и совсем расстались мы с нею навсегда, и я не жалею! Честное слово - не жалею! Не жалею потому, что не было бы у меня сейчас Вики, а меня не было бы у Вики. И я не пришел бы сегодня к той, вчерашней озорной девчонке в гости...
Теперь я сидел в гостях, в уютном кресле с подлокотниками. Вика возилась у себя на кухне: готовила чай для нас. Я погрузился в воспоминания...
Неожиданно вспомнилось, как Вика заплакала, когда она выходила из своей квартиры в свадебной фате, и увидела меня: я спускался вниз по лестнице, и только на мгновение мы переглянулись, и все было ясно еще тогда...
Вика разревелась, все думали, что от радости, но я-то знал от чего! Не по своей воле судьба определила ее замуж тогда. Тот щуплый субъект, который вышел в приличном костюме из квартиры вместе с Викой в качестве ее жениха...
За несколько месяцев до свадьбы, со своим дружком, он затащил Вику в подвал нашего дома, там ей сделал укол и насиловал как хотел...
Через два месяца мать Вики узнала об этом, она встретилась с родителями того субъекта, и было решено: сыграть свадьбу...
А что оставалось делать, Вика оказалась беременной...
Судьбу Викиного отца я не знал, да и кто был ее отцом, я тоже не знал. Она уходила, ускользала от подобных разговоров, а я не настаивал. Викина мама оставила эту двухкомнатную квартиру молодоженам, а сама уехала в деревню, где когда-то родилась и жила, уехала к своей старенькой маме. И даже после развода дочери с мужем-наркоманом она не вернулась в город. Ей очень хотелось и верилось, что дочка найдет еще хорошего человека, снова выйдет замуж и будет счастлива. Она не возвращалась, чтобы не мешать дочери заново устроиться в жизни, хотя Вика слезно скучала по ней и укоряла ее за это в письмах...
На одном этаже с Викой в соседней однокомнатной квартире проживала добрая, ласковая старушка, бывшая учительница Мария Федоровна. Ей, наверное, было уже под восемьдесят! Но она, худенькая и суетливая, жила независимо от своего возраста и была настолько заботливым человеком, что даже свои болезни словно оберегала от дурного глаза, заботилась о них, и болезни уважали ее, не одолевали мучительно, а приходили к ней, как старые приятели на огонек.
- Вот и сердечко расшалилось опять, словно детство вспомнило, - говорила Мария Федоровна о своих, иногда случавшихся сердечных приступах. Мария Федоровна очень любила Оксанку, "Викину дочурку", как говорила она. С откровенным удовольствием выручала Вику эта старушка: присматривала за ее крохотной девочкой. Благодаря чему мы с Викой могли безболезненно проводить свободное время по своему усмотрению. Вот и сейчас Оксанка была в гостях у Марии Федоровны...
Мои размышления прервались, в проеме двери возникла Вика. У нее в руках был поднос с чайным сервизом.
- Ну, вот и чай! - воскликнула она.
- Ее нельзя понять со стороны! - заговорил я. - И календарь она имеет свой, - я широко развел руки, - Где сроки будней каждому ины. Я от любви полжизни - ВЫХОДНОЙ! - громко и весело продекламировал я.
- Ах так! - улыбчиво удивилась Вика, - Я, значит, там, на кухне стараюсь себе, стараюсь, а он, бездельник, оказывается, уже полжизни ВЫХОДНОЙ! Да еще от чего, - от любви! - игриво выкрикнула она последнюю фразу.
- Да что вы, мадам, - развлекательно оправдался я.
- Ну, я тебе сейчас устрою Великие Будни! - радостно прошипела на меня Вика. Быстро поставила поднос на стол и погналась за мною, а я убежал от нее на балкон и закрылся там на шпингалет: показывал язык, строил рожицы через мутное стекло...
Вначале, когда я пришел сегодня к Вике, она взволнованно выслушала мой рассказ о посещении отделения милиции. Но успокоилась, поняв, что ничего страшного не ожидается.
- Если тебя из-за веры преследуют, то это благородные муки, Сережа... - сказал она и поддержала, - да Бог с ними со всеми! Неужели ты пропадешь без их должности. Пусть еще поищут такого директора!.. Если что, приходи работать к нам в парк!..
- Все! Сережа! Хватит... Чай остывает... - кричала в мутное окно Вика. Я оставил свои шалости и вошел в комнату, и мы с Викой обнялись.
- Любимый человек мой... - прошептала она возле моего уха.
Раздался телефонный звонок... Вика подошла к аппарату и сняла трубку.
- Да, - сказала она. - Да, сейчас, одну минутку, - и она прикрыла микрофон трубки своей узенькой ладонью, обратилась ко мне. - Это тебя, Сережа.
- Кто? - спросил я.
- Какой-то Иван, - сообщила Вика и подала трубку мне. А я уже подошел и легким движением подхватил трубку из ласковых рук.
- Алло! - огласил я свое присутствие у аппарата.
- Алло! Здравствуй, Сергей, - сказал Иван.
- Здравствуй! - ответил я.
- Послушай, тебе Корщиков не звонил? - поинтересовался Иван таким тоном, словно он стоял сейчас на том конце провода и озирался по сторонам, высматривая засаду.
- Нет... - ответил я и поинтересовался в свою очередь, - а что случилось? В это время я увидел, как Вика приостановилась у кресла и стала прислушиваться к моим словам. Теперь и мне приходилось говорить, будто за углом засада...
Больше всего я беспокоился о том, что Иван может спросить что-нибудь такое, на что в присутствии Вики отвечать я не смогу. Но я успокаивал себя: "Иван благоразумный человек!" Однако я вслушивался в его голос настороженно и отвечал медленно, вкрадчиво анализируя свои слова.
- Слушай, Сереж, - говорил Иван, - если тебе вдруг по-звонит Корщиков и будет предлагать коврик, то ты ни в коем случае не покупай его!
- А почему? - спросил я.
- Тебе надо отходить от них! - сказал мой учитель.
- От кого? - спросил покорно я.
- От Корщикова и от Ани, понятно? - внушительно определил Иван.
- Да... А почему? - не сопротивляясь, все так же покорно спросил я.
- Об этом потом, при встрече! - утвердил учитель.
- Хорошо, - согласился я.
- Ну пока, - попрощался Иван и повесил трубку.
Я тоже положил трубку и посмотрел на Вику, и улыбнулся ей, а сам подумал: "Я не успел спросить, что за коврик?.."
- Давай пить чай, - сказал я Вике.
- Что-то не так? Зачем он звонил? - спросила она.
- Не обращай внимания, - это с работы. А на работе, сама понимаешь, всегда каждый день какая-нибудь кутерьма! И тут я вспомнил еще и о пропавшем магнитофоне, но сразу же отмахнулся от этой вчерашней, тяжеловесной мрачности...