Грусть Екатерины передалась и мне.
— А где ты спишь? — спросил я.
— На пеньке, — посмотрела на меня Екатерина и обалдело юльнула глазками, словно ожила.
— Пардон, а с мужчиной как же?
— А у меня только один мужчина — Остап Моисеевич. Это его проблемы.
— Ну а все-таки? — не унимался я.
— Да нормально я сплю, как и все люди, в постельке. Хочешь заглянуть?
— В постельку?
— В спальню.
— Ну давай посмотрим.
Мы поднялись с пеньков. Екатерина подошла к одному из деревьев и потянула на себя один из его сучков, это оказалась дверь в соседнюю комнату. Я подошел и заглянул в нее — стены здесь были обтянуты белой материей от пола до потолка, зеркально чистый голубой пол, деревянный стол в углу, на столе бог весть чего только не навалено из магической атрибутики. Одна стена была полностью шкафом с открытыми полками, на которых лежало множество всевозможных трав и корней, у окна располагалась кровать: широкая, застеленная ковровым покрывалом.
— Не беспокойся, — сказал позади меня Екатерина, когда я уже стоял посредине комнаты и оглядывался по сторонам, — живу я вполне цивилизованно: телевизор на кухне.
И тут в прихожей колокольчиком прозвенел электрический звонок, прозвенел продолжительно еще раз.
— Это он, — сказал Екатерина.
— Кто? — переспросил я.
— Остап Моисеевич, конечно же. Сейчас я тебя с ним познакомлю.
— Этого еще не хватало, — забеспокоился я и на всякий случай приготовился покинуть Гришино тело.
— Да ладно, не волнуйся ты, не выдам, не для того привела. Оставайся здесь.
— Может, он догадался, что я…
— Да ну там, прибалдеть пришел, гад мой любименький. Ладно… Иду-у-у! — протяжно и громко простонала ведьма, а в мою сторону добавила шепотом: — Сиди на кровати, я скоро.
Затем она вышла из спальни и потихонечку прикрыла за собою дверь.
Вскоре за дверью послышались торопливые голоса:
— Ну, давай же, Екатерина.
— Неужели так проголодался, Остапчик?
— Еще бы, целый день в этой вонючей конторе, — потом до меня доносилась какая-то возня, а еще минуту спустя — два тяжело дышащих голоса, будто два человека заглянули отдышаться в лесную комнату за стеною этой спальни, после долгой изнеможающей пробежки. Несколько минут голоса перешептывались, словно отдышались и могли насладиться спокойствием.
— Еще, — прозвучал один из голосов.
— Хватит, я устала, — ответил другой голос, голос Екатерины.
Теперь послышались шаги и неопределенное шуршание и снова шепот, но уже отдаленный, видимо, из прихожей.
Скрежетнула металлическими язычками замков входная дверь, и опять, но на этот раз одиночные, шаги.
Я пристально смотрел на дверь спальни, она открылась.
— Так, надеюсь, ты меня уже заждался? — сказал Екатерина.
— Он не вернется? — несмотря на ее развлекательное настроение, я тут же обратился с вопросом к ведьме.
— Вот что ты думаешь, то сразу же и происходит, Сережа, пришлось отдаваться на пеньке, — расхохоталась хозяйка спальни.
— Я спрашиваю, Остап Моисеевич не вернется? — снова повторил я вопрос.
Хохот Екатерины остановился, губы отпустили улыбку.
— Он уже насладился, я постаралась, — как-то снисходительно ответила Екатерина и тут же перешла на деловой тон, — ладно, пойдем кормить твоего толстяка.
Мы прошли на кухню. Я усадил Гришино тело на кухонный стул.
— А что он любит? — спросила Екатерина.
— Откуда я могу знать.
— Ты что, его ни разу не кормил?
— Нет.
— С ума сошел, он же сдохнет.
— Ничего, ему голодать полезно, водичкой я его попаиваю.
— Спроси у него, что ему приготовить.
— Сейчас попробую.
— А что, он с тобой не общается, что ли?
— Почти нет. Мое сознание его сильно притеснило… Гриша, — обратился я к хозяину тела, — ты есть хочешь?
— Да, — послышался короткий ответ его чувств.
— А что бы ты хотел?
— Все.
— Ну что там? — поинтересовалась Екатерина, поджидая конец моего внутреннего диалога.
— Все в порядке, все, что ты приготовишь, съест, — будто отчитался я перед Екатериной.
Екатерина разогрела суп, налила полную тарелку и поставила ее передо мной, а я подумал: «Как будет лучше, есть самому либо уступить правую руку Грише? Нет, вначале попробую я сам».
— Запах чувствуешь? — спросил я у председателя кооператива.
— О-о-о, — утомительно простонал Гриша, — классно пахнет.
Тогда я начал есть: абсолютно никакого вкуса я не ощущал, мне был безразличен процесс трапезы, все это выглядело так, словно я был сторонним наблюдателем, но Гриша волновался.