— Диета?
— Она самая.
— Ты знаешь, один мой знакомый так говорит: «К черту все, если я сяду на диету, то потом она сядет на меня».
— Надь, я понимаю, ты философ, рассуждать — твоя профессия… но лучше за чаем.
— Без сахара.
— Как говорится, с точки зрения дифференциального подхода, это есть суть, совершенно приемлемая для меня.
— Все, иду.
— В рассуждения?
— За чаем, пародист, — сказала мама и вышла на кухню.
Скоро она возвратилась в комнату с двумя чашками горячего чая, которые дымились на небольшом никелированном подносе у нее в руках.
— Леш, поставь столик между кресел.
И Алексей Константинович тут же выполнил это поручение.
Вскоре они пили чай и разговаривали.
— Послушай, Леша, ты знатный криминалист.
— А ты хочешь в этом удостовериться?
— А почему бы и нет? Вот скажешь, какого происхождения чай, поверю.
— Так, — задумчиво произнес Алексей Константинович, отпив глоток чая из кружки, — сейчас определимся…. кажется…
— А ты не выкручивайся, говори точно, не ожидай, что я тебе подскажу.
— Индийский, — коротко выпалил Алексей Константинович и азартно заглянул в мамины глаза.
— Не-а, — расхохоталась она, — ни фига не угадал, — грузинский.
— Ну ладно, этими мелочами пусть занимаются студенты-криминалисты, зато вот «Сказку о любви» сына твоего я, кажется, разгадал.
— Да, сказка очень хорошая, она так неожиданна для меня.
— Да нет, ты меня не поняла, Надя, — серьезно произнес Алексей Константинович.
— Что значит «не поняла»?
— Сказка действительно хорошая, но не в содержании дело.
— Слушай, Алексей, заканчивай туманить, что ты имеешь в виду, я тебе дала ее просто почитать.
— Хорошо, — сказал Алексей Константинович, взял стоявший возле кресла свой дипломат, бегло вскрыл его на коленях, извлек оттуда несколько исписанных от руки листков бумаги и протянул их своей подруге, — вот, определил он, — прочти.
— Ну… и что… я уже читала, — проговорила мама, просматривая листы.
— Да нет, не сказку саму смотри, отлистни последнюю страницу, — и мама выполнила предложенное, — прочти, каким числом датирована рукопись. И мама прочла дату написания.
— Написано десять лет назад, ну и что?
— Да ничего, сущий пустяк, эта сказка сфабрикована не более месяца назад, по крайней мере, переписана чьей-то рукой.
— Ты шутишь, — насторожилась мама.
— Можешь быть уверена, данные из экспертлаборатории.
— Да ты что, Леша, в самом-то деле, почерк-то Сережин.
— Ты уверена?
— Абсолютно уверена.
— Если хочешь, я смогу уточнить, действительно ли его почерк, хотя, конечно, дело это ваше, семейное.
— Тебе для этого нужен образец Сережиного почерка?
— Да, что-нибудь из его записей от руки.
— Хорошо, я тебе сейчас дам, но, право, ты что-то путаешь… Леша, если ты меня разыгрываешь, то поверь — это кощунственно.
— Надежда… я сам в затруднении… но это так.
Тогда, ничего не говоря, мама стала один за другим выдвигать ящики секретера и вскоре извлекла из одного из них папку-скоросшиватель, освободила из него два листка бумаги и протянула их другу детства.
— На, держи, только не говори пока ничего Наташе… Сумасшедший!
РАЗМЫШЛЕНИЯ ДУБИНИНА
Во второй половине дня возле кинотеатра Лесного поселка настороженно скользнули тормоза милицейского мотоцикла с коляской.
Участковый милиционер капитан Дубинин вытащил ключ зажигания, и мотоциклетный мотор выстрелил еще раз в два ствола глушителей и, словно поперхнувшись газами, умолк.
Дубинин расстегнул шлем, стащил его с головы, пригнулся, осматриваясь по сторонам, и положил шлем на сиденье коляски, затем натянул на спинку сиденья дерматиновую накидку. Теперь капитан милиции ловко спрыгнул с мотоцикла и еще раз пристально огляделся по сторонам.
— Здравствуйте, товарищ Дубинин! — восторженно, будто отрапортовала, сказала уборщица кинотеатра Марина Ивановна, которая только что выглянула из-за широкой входной металлической двери кинотеатра на площадь, чтобы удостовериться, кто прибыл, но, узревши участкового, она обрадовалась и теперь выскочила, ловко придвинув за собой дверь, на ступеньки кинотеатра. — Что новенького, Василий Васильевич? Никак дело новое заимели?
Дубинин сурово посмотрел на Марину Ивановну и на секунду бегло оглянулся назад.
— Что ты орешь… Ивановна, — осипшим шопотом проговорил он.
— А что? — произнесла она тоже шепотом и тоже оглянулась назад на кинотеатровскую дверь.