Выбрать главу

За много покойных лет уставший смотреть в одну точку со своей фотографии, он глядел так, словно больше не узнавал меня. Я уже давно не был здесь. Но было похоже, что он не узнавал не только меня, но и весь окружающий мир. Он забыл все и навсегда…

Фотографии у меня часто вызывают определенный размах сомнений и рассуждений. Сомнений — нужны ли они; рассуждений — если да, то зачем? Вот и Саша, друг, знал ли он тогда, когда фотографировался, а я помню тот день, что он смотрит не просто в объектив фотоаппарата, а на это печальное кладбище?..

И так, немного порассуждав про себя, я внутренне умолк и просидел минут пять в кромешной тишине ни о чем не думая. Все вокруг молчало: могилы, фотографии покойников, кресты. Глухонемое пространство обступало меня.

На языке вертелось одно слово: Саша… Оно как бы пробегало по кругу и снова: Саша… И, немного помедлив, опять — Саша… И вдруг это слово вымолвилось вслух. Я оторопел, внутренне, строго покосился на себя, как бы оценивая происходящее, огляделся по сторонам — никого не было… Я не узнал свой голос и, прислушиваясь, повторил громче: — Саша… — После чего, помедлив две-три секунды, я заговорил, обращаясь к таинственно обступившей меня не видимости, глядя на фотографию друга: — Саша… Здравствуй… — Я еще раз огляделся по сторонам и подумал: «Пожалуй, слово «здравствуй» неуместно, больше подходит… — Покойной земли тебе, Саша, друг, — последнюю фразу я произнес опять вслух.

Я продолжал говорить, уже теперь не обращая внимания ни на что: — Ты прости меня, Саша… Я давно не был на твоей могиле… Но, сам понимаешь почему. Мы, живые, весьма ограниченны! Мы редко выходим из игры, за черту жизни, чтобы посоветоваться со смертью. Нам некогда советоваться!.. Нам некогда мудреть!.. Но одно я понял в жизни: без почтительного отношения к смерти — нет совести. Совесть — это совет. А кто может дать самый высший совет, чтобы оценить что-то и кого-то в жизни — только смерть.

Помню, что в подобном духе я еще долго продолжал размышлять вслух и не заметил, как рассказал перед фотографией друга о том, чем живу, что делаю… Я поведал о своих бедах и радостях, и еще о многом и многом. И уже не помню, как это у меня получилось, но в конце своей, если так можно выразиться, надмогильной, исповеди, я заговорил вопросительно, почти что требовательно:

— Саша, ты никогда не верил в Бога. Но ты так мало прожил семнадцать лет!.. И тебе многое простительно… Может, тебе покажется смешным, но мучит меня вопрос, который уже давно решили для себя атеисты: есть ли Бог на свете?.. Честное слово, Саша… У меня высшее гуманитарное образование, а я сомневаюсь, что Бога — нет… И в этом признаться могу только здесь, тебе… Саша… Ответь, скажи мне — есть ли Бог на свете?

Я вздрогнул всем телом, лежа на диване. Воспоминания отступили.

Да, это было именно так… Именно так я просил… Господи!.. Вот почему Саша приходил ко мне прошлой ночью во сне… Только во сне ли?.. Во сне?..

Я подскочил с дивана, быстро оделся, завернул свой завтрак в газету, уложил его в дипломат и выскочил на лестничную площадку. Взявшись за дверную ручку, я, словно раздумывая, медленно потянул входную дверь на себя. Протяжно щелкнул замок. Я сделал несколько быстрых шагов вниз по ступенькам, но, постепенно замедляя шаг, на какое-то мгновение сердцем почувствовал, как что-то таинственно и беззвучно будто шевельнулось за дверью. Я на ходу оглянулся на дверь: она была заперта. «Возрожден ли мистицизм?» — вынырнуло из памяти название книги. Я отмахнулся от него рукой, быстро спустился на первый этаж и вышел на свежую улицу утра… На работу!..

ПИСЬМО

«Привет, Москва!

Здравствуй, товарищ Юра! Как у тебя дела? Как литинститут? Ты знаешь, я все чаще перестаю жалеть, что не поступил…

Сейчас работаю на окраине города, директором небольшого кинотеатра. Кинотеатр сиротливо ютится на крохотной площади — напротив конечной остановки троллейбуса номер девять. Вокруг площади, за разношерстными заборами, зеленеют фруктовые деревья, а среди них гнездятся густо облепленные солнечными зайчиками одноэтажные дома частного сектора. Все это называется — «Лесной поселок»…

Мой кинотеатр в два этажа: на первом — кабинет директора, большое и малое фойе, касса, гардероб, зрительный зал на двести мест и туалеты; на втором — кинопроекционная, две подсобных комнаты для работы со зрителем и библиотека бетонного завода, что расположен неподалеку. В библиотеке с десяток тысяч довольно потрепанных и пыльных книг, ее посещают в основном дети и старики. А вот маленькую, с бегающими колючими глазами библиотекаршу часто посещает подруга, лет на двадцать младше ее.