— Сами видели: холопа даже чудовища не притесняют. Пристало ли сие Князю?
— При чем тут притеснение?
— При том, что снятие печати неизбежно обречет сию девицу на муки.
— Но если вернуть ей личность? Вам же это по силам?
— А быть личностью — разве не проклятье? — лукаво повел бровями Тао-Фан.
Надо признать, такая постановка вопроса поставила меня в тупик.
Меня — но не фон Ливен.
— Нет! — вскинула голову молодая баронесса. — Сие — высший дар!
— Возможно, — не стал с ней спорить дух. — И будучи таковым, легко он не дается. И, тем паче, не гарантируется. Молодой князь, кто бы ни взялся за сию задачу — восстановить личность освобожденного холопа — он не станет обещать вам благоприятный исход дела. Если, конечно, сие не записной лжец. А вот страдания — они бывшему холопу всяко обеспечены. Посему мой вам совет: никогда не трогайте печатей! Не вами наложены — не вам снимать! Кроме того…
— Наблюдаю ковер! — прервал самодовольные разглагольствования духа тревожный возглас Ясухару. — Идет открыто, без маскировки! Несет одного человека… У него белый флаг в руке!
— Они что, сдаются? — удивился я.
— Скорее, хотят переговоров, — предположила Воронцова. — Кстати, внизу пока тихо. Чудовищ турки добили, но к нам не суются!
— Это может оказаться хитростью, — заметила Муравьева.
— Запросто, — кивнул я, подходя к Тоётоми.
Саженях в двадцати от небоскреба точно на уровне нашего окна висел ковер-самолет. Стоявший на нем, широко расставив ноги, человек в серых одеждах действительно держал над головой закрепленное на коротком древке искрящееся в солнечных лучах белоснежное полотнище.
При моем появлении пассажир ковра откинул свободной рукой тряпицу, закрывавшую его лицо, и я узнал Огинского.
— Вот это лучше оставить здесь, — указала Воронцова на мой «револьвер».
Как-то так само собой было решено, что парламентером с нашей стороны выступлю я. Обсуждались уже детали.
— Нет, — не согласилась с Миланой Тереза. — Как я слышала, князь Сергей — опытный маг, владеющий множеством внутренних техник. Так что он всяко пришел на переговоры хорошо вооруженным. С чего бы нам поступить иначе?
— Ну, таков обычай: боевые артефакты не брать, — пожала плечами молодая графиня. — Да и немного зная князя Огинского: ты эту штуку и выхватить не успеешь, — бросила она мне.
«Зато при толике удаче она пробьет любой щит», — внес свою лепту в дискуссию Фу.
— Кстати, а какая у нее дальнобойность? — спросил я — до сих пор выяснить это мне как-то не довелось. — От нас — дотуда, — показал я глазами на Огинского, — достанет?
«Полагаю, да», — ответил, прикинув, «паук».
— Тогда лучше прикройте меня отсюда, — решил я, расстегивая пояс с кобурой и отдавая его Муравьевой.
— Почему я? — спросила Маша.
— Вы встанете у окна под маскировкой. Есть шанс, что, князь Сергей пожалеет маны, не станет разглядывать вас слишком пристально — и артефакт не заметит.
— Хорошо, — кивнула длинноножка, забирая у меня оружие.
— Белая тряпка у кого-нибудь есть? — поинтересовался я затем. — Нужно же соответствовать.
— Тряпка, не тряпка… Только вот это, — Воронцова протянула мне свой батистовый платок.
— Не маловат? — с сомнением спросил Ясухару.
— Чем богаты.
— Сойдет, — заявил я, беря у Миланы тряпицу. — Ну, вроде, все?
— Ковер, — напомнила Тереза.
— Это понятно, — я наступил на трофейный половичок, доставшийся нам от влетевшего утром в окно янычара. Секунду постоял в задумчивости — и предпочел сесть, скрестив ноги — пусть это будет выглядеть и не столь лихо, но зато меньше шансов свалиться вниз.
— Поднимаю! — предупредила меня молодая графиня.
Коврик дернулся, оторвался от пола и неспешно выплыл на улицу через разбитое окно.
При моем приближении Огинский опустил руку с белым флагом и приветливо помахал мне другой:
— Рад снова вас видеть, юноша! Что ж, не в Альпах, так на равнинах Оклахомы…
— Гляжу, вы теперь у турок на побегушках? — угрюмо буркнул я, мысленно отметив, что ковер мой Воронцова будто бы невзначай завела чуть в сторону — так, чтобы я не закрывал собой Сергея Казимировича от взгляда — или удара — из окна.
— Так удачно вышло, что мои и их интересы совпали, — невозмутимо заявил мой собеседник, усаживаясь подобно мне.
— Тогда я им не завидую, — выдавил усмешку я.
— А я не завидую вам, сударь, — заявил Огинский. — Вы хоть понимаете, во что ввязались?
— Вполне, — с каменным лицом кивнул я.