Ладно, вся борьба еще впереди…
Иванова и ее поклонники как-то сразу ушли вперед, а мы с фон Ливен и Багратиони чуть приотстали, что только еще сильнее подчеркнуло возникшее в отделении разобщение.
— Как вы себя чувствуете, сударь? — участливо поинтересовалась у меня Тинатин.
— Благодарю, — кивнул я ей. — Целительница поработала на славу. Целительницы, — поправился я, покосившись на Терезу.
— Простите, молодой князь, мне это показалось уместным, — внезапно порозовев лицом, потупилась фон Ливен.
— Я чего-то не знаю? — с любопытством повернулась к ней Багратиони.
— Молодая баронесса помогла мне первой, еще до лазарета, — поспешил пояснить я. — Вы правы, сударыня, это было более чем уместно, — продолжил, обращаясь уже к Терезе. — Примите мою самую искреннюю благодарность!
— Да я и не сделала почти ничего… — смущенно пробормотала фон Ливен. — А удар тот был подлым, конечно! — внезапно вскинув голову, с ожесточением заявила она.
— Правила его не запрещали, — неожиданно для себя вынужден был заступиться за Иванку я. — Я сам виноват, что подставился…
— Не вините себя, сударь, — посоветовала мне на это княжна. — Наша новенькая оказалась крепким орешком! Признаться, никогда раньше я не видела подобной работы на нуле!
Почему-то от этого ее утешения — безусловно, искреннего — на душе мне сделалось только хуже.
— Потому что она была не на нуле!
Думаете, это я сказал? А вот и нет, мне хватило ума промолчать — прозвучавшие слова принадлежали молодой баронессе!
— В смысле — не на нуле? — удивленно нахмурилась Багратиони.
— Невозможно двигаться с такой скоростью и бить с такой силой, не используя магии, — убежденно заявила Тереза. — И тем более, держать удар — с ее-то цыплячьим весом и телосложением! Да и на отборочных она явно прыгнула выше головы!
— Значит, возможно, — пожала плечами Тинатин. — В любом случае, работать с магией в зале было нереально — признаться, на одном из упражнений, забывшись, я сама попыталась это сделать — ничего не вышло.
— В зале — нереально, — согласилась фон Ливен. — Я тоже однажды попробовала — непроизвольно вырвалось. Не сработало. Но усилиться заранее, в раздевалке — запросто! — с горячностью проговорила она.
— Ротмистр же запретил, — напомнила княжна.
— А если она его не послушалась?
— Да нет, он бы заметил нарушение, — поразмыслив, покачала волнами выбивавшейся из-под фуражки роскошной черной шевелюрой Багратиони. — Зря, что ли, пялился на каждого при входе в зал? Применение таких техник не скроешь — даже мы бы, наверное, обратили внимание. Я, конечно, к новенькой особо не приглядывалась…
— Я вот тоже не приглядывалась, — мрачно бросила Тереза. — К сожалению. Но теперь стану.
— Ну, теперь от нее многие глаз не отведут, — усмехнулась Тинатин, кивнув на маячивший в дюжине шагов впереди эскорт предмета обсуждения. Сама Иванка уже поднималось на крыльцо спортивного комплекса, дверь перед ней предупредительно распахнул Гурьев, причем, нарочито сделал это без магии, руками, что, вероятно, должно было лишний раз подчеркнуть проявленную галантность.
— Не ослеп бы никто ненароком от такого сияния… — буркнула фон Ливен.
В здание спорткомплекса мы с молодой баронессой вошли уже вдвоем — махнув нам рукой, княжна предпочла остаться на свежем воздухе. Уже в коридоре, не доходя пару шагов до дверей раздевалок, фон Ливен, шедшая чуть впереди, вдруг резко остановилась — так что, зазевавшись, я на нее чуть не наткнулся, едва успев затормозить.
— Не отчаивайтесь, молодой князь, — негромко, но отчетливо проговорила Тереза, повернувшись ко мне. — И знайте: что бы ни случилось — я с вами.
— Спасибо, сударыня, — пробормотал я, признаться, не ждавший такого завершения разговора. И добавил, собравшись с мыслями: — Я это ценю — и не забуду.
Коротко поклонившись в ответ, фон Ливен направилась к двери дамской комнаты. Проводив ее взглядом, я поспешил в мужскую раздевалку.
Глава 7
в которой меня настойчиво зазывают в команду
За обедом наметившийся в отделении раскол проявился в полной мере.
Рассаживаться за столом разрешалось свободно — закрепленным считалось только мое место во главе. Иванка, как я понимаю, оказавшаяся в трапезном зале Федоровки впервые, сориентировалась мгновенно и демонстративно села у противоположного торца, напротив меня, зримо обозначив альтернативный полюс притяжения. По-своему, это было даже смело: негласно то место традиционно считалось в корпусе лузерским. У «воронцовцев» на него обычно ссылали чем-то проштрафившихся перед Миланой, а во втором отделении там вовсе никто не садился: кадеты с одной из сторон стола потеснились и переставили «непрестижный» стул шестым в ряд.