Он был высокий, выше всех в классе, и здоровенный, как семиклассник. На носу – очки, а волосы длинные и кудрявые. Одет он был в шорты и футболку, хотя уже настали осенние холода. Вдруг он расплылся в улыбке от уха до уха.
– Это здесь третий «Б»? – громко спросил он, озираясь по сторонам.
– Амир? – уточнила Гина. – Добро пожаловать.
Мальчик подошёл к Гине и протянул ей руку. Я словно заворожённая следила, как они здоровались. Чёлка Гины закачалась ещё сильнее, а рот задёргался – так обычно случалось, когда она нервничала или чувствовала себя неловко.
Амир продолжал трясти её руку – вверх-вниз, вверх-вниз. Казалось, что рука вот-вот оторвётся. По классу пролетел ропот.
– Садись вон там, рядом с Астрид, – выдохнув, сказала Гина, когда Амир наконец выпустил её руку.
В три гигантских шага он оказался у моей парты и отодвинул стул, не поднимая его. Стул так противно заскрипел, что мне пришлось зажать уши.
Я подозрительно посмотрела на новенького, и он снова расплылся в улыбке, показав брекеты на верхних и нижних зубах.
Потом схватил мою руку и тоже потряс. Мне показалось, что я слышу, как трещат мои кости, но тоже со всей силы сжала его руку. Амир стиснул мою ещё крепче. А потом ослабил хватку. Я уставилась на него.
Гина кашлянула.
– Может, расскажешь что-нибудь о себе, Амир? – спросила она вкрадчиво.
Амир встал. Громко, чтобы никто не пропустил ни слова, он произнёс:
– Моя семья приехала из Сирии. Мы жили в Алеппо. Мы бежали, когда мне было два года, поэтому я ничего не помню. Потом мы жили в Линчёпинге, до того, как переехали сюда. Я говорю по-шведски, по-арабски, по-английски и по-французски. Играю в шахматы и на трубе. Люблю играть в «Майнкрафт» и, когда вырасту, стану разработчиком игр или профессиональным баскетболистом. Тогда я буду жить в Лос-Анджелесе, у меня будет большой бассейн и огромный холодильник с кока-колой. В Америке все холодильники громадные.
Закончив свою речь, он сел на место и снова со скрипом пододвинул стул. Никто не проронил ни слова.
– Что ж, ладно, – сказала Гина.
Амир положил на парту карандаш, чёрный блокнот и ластик. Потом повернулся ко мне, словно ждал, что я что-нибудь скажу.
– У тебя странный акцент, – пробормотала я первое, что пришло в голову.
– Так говорят в Эстергётланде, – объяснил Амир и громко рассмеялся, словно закудахтал. – Линчёпинг находится в Эстергётланде. Там все так разговаривают.
– А ты можешь есть с этими штуками? – не удержавшись, спросила я, потому что не могла отвести взгляд от его брекетов, которые блестели всякий раз, когда он открывал рот.
– Всё, кроме хрустящих хлебцев.
На уроке Гина рассказала о древнеримской империи, она только что посмотрела об этом документальный фильм. Амир тоже видел этот фильм и четырнадцать раз поднимал руку, чтобы задать вопрос или поправить её.
На перемене Амир ходил со мной, словно мы лучшие друзья. И всякий раз, когда я на него смотрела, радостно улыбался. Но я не улыбалась в ответ, потому что не привыкла улыбаться тем, кого совсем не знаю. Но новенький словно не обращал на это внимания и всё равно выглядел счастливым. А мне показалось, что он очень навязчивый.
Ребята из класса играли в баскетбол, и я присоединилась к ним. Амир тоже вышел на площадку и сразу повёл мяч. У него здорово получалось. Руки у него были длинные, так что он ловко управлялся.
Марьям и Элли сидели на скамейке возле площадки. Обе в босоножках на каблуках, хотя было уже холодно. Пока мы все пытались забросить мяч в корзину, они жевали жвачку, выдувая один пузырь за другим, и явно скучали. Прошлой весной Марьям всегда играла с нами, ей нравился баскетбол.
– Почему ты больше не играешь? – спросила я чуть с вызовом, пробегая мимо.
Марьям ничего не ответила, только посмотрела на Элли и закатила глаза. Не понимаю, как можно сначала что-то очень любить, а потом вдруг разом разлюбить? Или у неё изменился вкус, потому что Элли не любит баскетбол? Элли вообще не нравятся игры с мячом, наверное, она совсем его не чувствует и даже гимнастический мяч поймать не может.
– Астрид, лови! – крикнул Амир.
И в следующий миг в меня полетел баскетбольный мяч, да так быстро, что я не успела его поймать. Он пролетел мимо и угодил в Марьям. Прямо ей по носу.
– Ай-ай! – вскрикнула Марьям и схватилась за лицо.
– Ой, извини, – сказал Амир, но не похоже было, чтобы он огорчился.
Он взял мяч и швырнул мне:
– Астрид, назад! Назад!
Так Марьям и надо, подумала я, поймав мяч.