Кажется, эту тонну смыслов придумали для того, чтобы профессорам было о чём писать статьи, а студентам - чтобы голова никогда не отдыхала.
Моя же статья поживала слишком хорошо, чтобы быть моей. За выходные я успела дочитать произведение, найти несколько статей, прочитать материалы на русском и сравнить кое-какие черты работ Шиллера и Достоевского. Но оставались непонятки, за которыми мне предстояло обратиться только к мистеру Адамсу. Он как никто другой мог объяснить, что мне делать, и, по сути, как с этим жить. Именно по этой причине я стояла у двери квартиры преподавателя. В конце концов, он сам сказал, что я могу обратиться к нему за помощью. К тому же, в руках у меня были не только бумажки, но и парочка домашних брауни. Не знаю, любит ли он их, но, всё же, должна же я его как-то отблагодарить за всё то, что он для меня делал.
- Мисс Сандерс? - после звонка, он открыл чуть меньше, чем через минуту. Будто ждал меня? Хотя выглядел мой первый научный руководитель весьма удивлённо. - Простите, не думал, что Вы придёте сегодня.
- Я Вас отвлекла? - тут же в голову стали лезть разные мысли. Вечер вторника. Наверное, у него завтра несколько лекций, к которым он как раз решил подготовиться после пробежки. Да, точно. Не нужно было приходить. Статья подождала бы. Тем более, я не собиралась публиковаться. Если её каким-то чудом возьмут в сборник, это будет просто приятным бонусом. В том, что мне нужно было я уже почти разобралась, но я слишком упёртая, чтобы не довести это дело до конца. Впрочем, я уже стала волноваться, что потревожила его. - Вы... Вы не оставили адрес почты... да и никакого телефона. Это - единственный способ с Вами связаться. Но я могу прийти в другой момент!
- Нет! - одно-единственное слово сейчас прозвучало так настойчиво, громко и уверенно, будто я - его девушка, которая грозится от него уйти. Почему в голову лезут такие странные мысли? Как я смею думать о подобном? Он же... преподаватель. Нужно думать о Достоевском.
- Я ведь взялся за Вас, значит, мне за свои слова и отвечать, - он будто оправдывался.
Мне не оставалось ничего, кроме как пройти внутрь и обнаружить, на самом деле, обычную квартиру, которая едва ли отличалась от моей: такая же студия, но заваленная не вещами, купленными в магазине на шоппинге, а стопками бумаг. Наверное, всё это - черновики всех тех научных работ, которые он уже успел написать. Интересно, сколько времени он потратил на это? Часто ли ему попадался материал, который ему не нравился?
- Проходите, - он вышел из-за спины и указал на небольшой журнальный столик у дивана. - Посмотрим, что у Вас там.
- Вы знаете, я столько всего нашла, - моя кипа распечаток, заметок и просто чистых тетрадных листов тут же оказалась на столе. - Как оказалось, писатель повлиял на стольких людей! На Гессе, например! Который, в свою очередь, написал роман о бывшем романтике. В тот момент как Шиллера причисляют к немецкому романтизму!
При упоминании всей проделанной работы я просто не могла не радоваться. Ох, чего же мне стоили эти находки. Мне казалось, найденные на русском источники не трогал ни один российский литературовед.
- Вы молодец. Проделали работу так быстро. Я удивлён. Видимо, тема зацепила, - он проследовал за мной и стал рассматривать кучу, порядок которой знала только я. - Что Вам не понятно?
- Вот это утверждение, - пододвинула к нему одну из заметок. На ней, среди вмятин, карандашом я отмечала мои мысли. На двух языках. - Оно упоминалось в статье о Достоевском, но формально его можно использовать и для «Бури и Натиска». Но я не думаю, что поняла это правильно.
Он внимательно посмотрел на несчастный листок бумаги. Наверное, в его голове проявился вопрос, откуда я его достала, но мужчина не стал это озвучивать. Мистер Адамс задумался, после чего всё-таки решил хоть что-то сказать:
- У Вас здесь ошибка, - изрёк он всё тем же преподавательским, но приятным тоном.
- Где? - я испугалась. Что, если поняла цитату неправильно и выгляжу перед ним глупой? Вот же! Мне так этого не хочется. Он-то думал, что из меня выйдет толк, а я вместо того, чтобы не обмануть его надежды, наделала дел.
- Вот здесь, - он точно указал на несколько закарлючек, называемых моим «русским» почерком. - насколько я знаю, не «подходит для Б. и Натиск», а «подходит для Б. и Натиска».
- «Это черновик», - ответила я на языке отца. Почему он придирается? Это ведь не то, что черновик, просто отметка, чтобы не забыть.