Что до наружности Поэзии, или слов, или (если позволено мне дать подобное определение) языка Поэзии, то с этим еще хуже. Почтенную сладкоголосую даму красноречие вырядили или скорее раскрасили как куртизанку: то вдруг вставляют такие слова, которые бедняге англичанину кажутся незнакомыми чудовищами; то вдруг устраивают облаву на какую-нибудь букву, и такое сочинение начинает напоминать словарь; то вдруг являются украшения из побитых морозом цветов и тропов. Жаль, что встречается сие не только в сочинениях стихотворцев, но и тех, кто пишет прозой, и (чему должно изумиться) ученых мужей, и (о чем должно пожалеть) некоторых проповедников. Воистину я бы пожелал, наберись я смелости желать того, над чем не властен, чтобы усердные подражатели Туллию и Демосфену [338] (более прочих достойных подражания) берегли не издания Ницолия [339] с надерганными из их сочинений высказываниями, но, прилежно толкуя сами сочинения, целиком бы их усваивали. Ибо они сейчас добавляют сахар и специи во все блюда, которые подают к столу, подобно тем индейцам, которые не довольствуются ношением серег в ушах, наиболее для этого удобных и самой Природой для этого предназначенных, но вдобавок продырявливают украшениями нос и губы, будучи уверены, что таким образом становятся красивее.
Туллий, изгоняющий Катилипу [340] громовыми раскатами своего красноречия, не единожды пользовался приемом повтора: "Vivit. Vivit? Imo vero etiam in senatum venit... [341]" В самом деле, будто распаленный гневом, он извергал слова из своих уст (так и должно) удвоенными и делал это столь искусно, будто пребывал в истинном гневе. Мы же, обратив внимание на изящество его речи, тащим его приемы в собственные наши писания, хотя уж слишком много в них гнева, чтобы быть им рожденными гневом. Сколь подходят similiter cadences [342] степенным проповедникам, я призвал бы подтвердить одного только Демосфена, который пользовался этим с редким изяществом. Воистину украшатели напоминают мне софиста, который с большим искусством доказывал, что два яйца на самом деле три, хотя софистом он, возможно, и был призван, но за труд свой не получил ни одного яйца. Так и эти люди, вероятно, сумеют добиться признания, но убедить им удастся немногих — и красота их речей увянет без толку.
Теперь мы перейдем к аллегориям, заключенным в некоторых изданных сочинениях, авторы которых, я думаю, опустошили все ученые труды о травах, животных, птицах и рыбах, ибо великое их множество взывает к нашему суждению, что, несомненно, является нелепым перекармливанием наших ушей, ибо не во власти аллегории доказать что-либо противу мыслящему, она может лишь объяснять желающему слушать, остальное суть скучнейшая болтовня, уводящая память в сторону от той цели, которой эта аллегория должна быть подчинена, и не прибавляющая ни крупицы к нашему суждению, или уже насыщенному, или не склонному насыщаться аллегорией. Что до меня, то я не сомневаюсь в том, что великие предшественники Цицерона в риторике Антоний и Красе [343] прибегали к простой чувствительной речи, чтобы завоевать доверие толпы, поскольку от этого доверия один шаг до убеждения, а убеждение — вот истинная оценка Ораторского искусства; они делали вид (как свидетельствует Цицерон): один — что несведущ в искусстве слова, другой — что не следует законам своего искусства, — но я не сомневаюсь (и утверждаю), что они пользовались подобными приемами весьма умеренно, ибо тот, кто не соблюдает меры, походит на человека, танцующего под свою собственную мелодию, и публика скоро уяснит, что он более тщится говорить красиво, нежели правдиво.
Несомненно (по крайней мере, для меня несомненно), что у многих малообразованных придворных более звучный слог, нежели у некоторых ученых мужей, и причину сего я вижу в том, что придворный следует в своих занятиях Природе и потому (хотя он того и не знает) поступает в согласии с искусством, но не в зависимости от него, тогда как другой, прибегая к искусству, дабы явить искусство, а не скрыть его [344] (как надлежало бы сделать), бежит от Природы и воистину извращает искусство.
Что это? Похоже, что меня, заблудившегося в Риторике, пора загонять обратно в Поэзию, но столь сходны они в отношении словесном, что, я полагаю, это отступление вознаградит меня более глубоким пониманием. Это, разумеется, не значит, что я берусь учить поэтов, как им должно творить, но, зная, что я болен той же болезнью, распространившейся среди сочинителей, хочу указать лишь на один-два ее признака; так, взглянув на себя со стороны, мы, может статься, придем к должному пониманию, как нам обращаться с содержанием и его упорядочиванием. Язык же наш, поистине способный к любому благородному упражнению, наделен великими возможностями. Я знаю, что кое-кто вспомнит, будто он являет собой смесь языков. А почему бы н не взять лучшее из того, что есть в других языках? Кое-кто скажет, что ему нужно поучиться грамматике. Напротив, он достоин хвалы за то, что грамматика ему не требуется, ибо грамматику можно обрести, но он в ней не нуждается, ибо не обременен различиями в падежах, родах, наклонениях и временах, которые, полагаю, и были проклятием Вавилонской башни [345], да и теперь заставляют посылать детей в школу, дабы учили они там свой родной язык. В том, что является назначением речи, в благозвучном и соразмерном выражении суждений нашего разума, он равен любому другому земному языку и особенно блещет соединениями двух-трех слов вместе, будучи в этом близок греческому и выше латинского, а это соединение суть совершенство любого языка [346].
338
...подражатели Туллию и Демосфену... — О Туллии см. примеч. 94. Демосфен (385-322 гг. до и. ?.) — крупнейший греческий оратор.
340
Катилина Луций Сергий (108-62 гг. до н. э.) — знатный римлянин, отличавшийся жестокостью и беспутным образом жизни. С группой заговорщиков пытался совершить государственный переворот, но был разоблачен Цицероном, написавшим после этого свои знаменитые "Речи против Катилины".
341
"Жив. Жив? Более того, он даже и в сенат приходит". — Цитата из "Первой речи против Каталины" Цицерона.
342
Симметричные фразы. — Англизированное латинское выражение "similiter cadentia", обозначающее ритмическое понижение в конце периода.
343
...Антоний и Красс... — Они введены Цицероном как собеседники в трактате "Об ораторе". Марк Антоний (143-87 гг. до н. э.) — известный оратор, убитый во время войн между Суллой и Марией (см. примеч. 93). Марк Лициний Красс (ум. 91 г. до н. э.) — консул 95 г. до н. э. Современники признавали его крупнейшим оратором. В диалогах "Об ораторе" Цицерон часто выражает свое мнение устами Красса, а во втором диалоге он сравнивает достоинства обоих ораторов.
344
...дабы явить искусство, а не скрыть его... — Сидни перефразирует латинское "ars est celare artem" — "искусство в том, чтобы скрыть искусство". Выражение это позднее, но мысль высказана еще Овидием (см. "Метаморфозы", X, 252; "Наука любви", II, 313).
345
...были проклятием Вавилонской башни... — По библейскому преданию, вначале все люди говорили на одном языке, однако во время строительства Вавилонской башни бог наказал человечество, смешав языки, и люди перестали понимать друг друга (см.: кн. Бытие, XI, 1-9).
346
...это соединение суть совершенство любого языка. — Высказанная мысль — яркое свидетельство нового отношения к родному языку, появившегося у поэтов — современников Сидни.