Поэтому нафс проводит только то, что связано с животным уровнем, с примитивными инстинктами. Навязчивость однообразных желаний связана с устройством нафса. В разных типах нафса преобладают разные мании, озабоченности. Определенный тип улавливает только определенный набор влияний, и они бесконечно навязываются, подобно испорченной грампластинке. Набор желаний связан с привычками, машина нафса привыкает работать на одном уровне энергий и закрепляется на нем, закостеневает, так что бывает трудно переключить нафс на другой режим. Нафс — это змей, нашептывающий на ухо. Эгоизм, корысть, выгода — это повторяется в той или иной форме без конца, как заклинание. Идет массированная обработка. Если эгоистические интересы не удовлетворяются, возникает беспокойство, тревога, страх, досада, злость.
Машина животной души так устроена, что люди начинают терять свой человеческий облик, когда их корыстные желания долгое время не исполняются, и внезапно проявляется настоящий звериный оскал. Это и есть лик нафса. Животные страсти дурманят, отравляют существование человека. Чем чаще люди поддаются своим животным порывам, тем сильнее в них становится нафс. Он растет с каждым сомнительным поступком, с каждой лукавой мыслью. Обычно это происходит незаметно, люди тешат себя разными прихотями, чувственными удовольствиями, а нафс в это время вырастает в могучего жадного дракона, требующего все больше и больше наслаждений. И с каждым разом все труднее устоять перед искушением. Нафс ни в чем не знает меры, это его свойство разрушительно. Чувство меры отличает разум, которым машина животной души не обладает.
Нафс имеет некое подобие ума, но это ложный ум. Он всегда приводит к ложным выводам, потому что состоит из потока случайных мыслей. Своим звериным чутьем нафс чувствует собственную несостоятельность, искусственность, ему постоянно приходится изображать то, чего нет. Нафс распирают животные страсти, темные дремучие инстинкты, а он вынужден играть роль человека, которым по сути не является. Утомительно притворяться честным и добродетельным тогда, когда хочется противоположного. Только на людях нафс носит лицемерную маску, в их отсутствии он дает волю презрению и ненависти.
Нафс враждебен ко всем искренним человеческим проявлениям, потому что завидует им, он лишен возможности испытывать подобное. Нафсу достается какой-то суррогат, который он вынужден выдавать за нечто подлинное. Отсутствие настоящих человеческих переживаний в своей жизни нафс стремится компенсировать чем-то другим в необъятном количестве. Деньгами, победами, наградами, недвижимостью, властью и т. д. Нафс выставляет напоказ свое благополучие и упивается презрением к тем, кто им не обладает. Достигнув финансовой независимости и высокого положения в обществе, нафс не прячет более свою порочность, он ее открыто демонстрирует. Пороки нафса ярки и выразительны, они притягивают и очаровывают. Красота порочности нафса — страшная и опасная сила. Трудно устоять перед соблазном и сладостным искушением порока. Действия порочного нафса напоминают тактику удава, исполняющего околдовывающие змеиные танцы перед парализованной обезьяньей аудиторией.
Правила приличия, нормы поведения, все недозволенное только разжигает алчный аппетит нафса. Он жаждет совершить что-нибудь непристойное и шокирующее. Нафс торопится все извратить, испачкать, опорочить. Таким образом он создает себе благоприятную среду. В грязи и хаосе не так заметны уродства нафса, его явная ущербность. Нафс стремится опустить всех до своего убогого уровня, провоцируя на ответные действия. И ему это удается — в ядовитом угаре нафса люди забывают самих себя.
Момент двенадцатый
В объятиях вязкой пелены
Нафс…считает важной малейшую услугу, оказанную другому человеку, и помнит о ней долгие годы, потрясенный собственной добротой. Но как бы ни были велики услуги, оказанные другими людьми ему самому, он не считает их существенными и быстро о них забывает.
Нафс постоянно и неустанно предается похоти и самоуслаждению, вечно выходя за грань умеренности. Он ненасытен, и его жадность можно уподобить мотыльку, для которого недостаточно света свечи. Пренебрегая опасностью огня, мотылек бросается в пламя и сгорает в нем. Более того, какие бы страдания ни испытывал нафс, его жажда наслаждений лишь усиливается, ведя в конце концов к разрушению.