Тот, разумеется, ничего не видел и не слышал. Он пребывал в злосчастном «идеальном мире» у себя в голове. Поэтому Акс максимально небрежно, попутно проклиная, взвалил на плечи тяжелое коренастое тело и сбросил уже на балконе. Никого, кто мог бы их заметить.
Что-то он чересчур сильно перепугался. Его посетило отвращение, которому не следовало бы возникать от какого-то тявканья — скорее от чего-то мелкого, быстрого и с множеством лап. От чего-то, чей скелет просачивается через плоть, у кого нет крови, а есть только глаза и лапы, слизь, что обращается в всмертоносное оружие против любого ему подобного. Пробрало от мысли, как своими цепкими хрустящими и костлявыми пальцами эта гадость ловит его предплечье, карабкается через локоть, плечо, к самому суставу…
Не стоило о таком размышлять в минуты цейтнота. Не стоило бояться. Страх только парализует, мешает, обволакивает в кокон… Ну вот, опять. Так продолжаться не может — это ведь всего лишь лай, всего лишь собака, и ничего больше! Нельзя бояться собак, черт их раздери.
Акс взглянул на часы. Несколько крупных точек приближались к центру — к ним. Точка посередине всегда горела, она была началом отсчета, и от нее до края циферблата — около километра реальных шагов. Маги примчатся на крыльях своего собственного правосудия через минут шесть-семь. Он уже чертовски привык к этим наручным часикам с кожаным ремешком, сидящим на его руке как влитые. А что же до их устройства…
Можно сказать одно: быть готовым — это уже половина победы. Знать — значит быть готовым. Чуять магию за десятки километров, в зависимости от мощности источника — дивергенции, специального режима для часов. Необходимое снаряжение под стать и иллюзиям — прятаться за ними от любого; и бомбе (никто не планировал ее брать, но Акс случайно наткнулся, пока искал иллюзии), что должна активироваться по нажатию всего одной кнопки — и есть три секунды, чтобы унести ноги. Крайний случай, потому что был довольно необычен её механизм: отсылавшие к живой плоти ткани, скрепленные так, что напоминали внутреннюю поверхность кожи или брюха. Но все же им необходим запасной выход — к такому заключению пришел Чед, когда они отдышались и, в свою очередь, тоже еле спаслись, только уже от продавца.
Никогда не знаешь, что за тварь скрывается под маской, пытаясь впарить тебе втридорога свою мешанину под видом волшебного раствора. С другой стороны, и его понять тоже можно, ведь к нему заявляются такие же хмыри без лица, да и вообще живет он в городе, где большинство людей прячутся под тряпками (за исключением, пожалуй, барышень, что продают себя).
Он окинул взором прилипающий к горизонту лес и выпустил пропитанный волнением воздух, до последней капли. Влажный, безжизненный — вот что он отдает природе взамен, поддержания его жизни. Отдает лесу, каждому дереву — они меняются, насыщая друг друга всем, что требуется, до поры до времени. До того момента, пока не появляются звери, и не вмешиваются в жизни всех… Очень красивая получилась бы сказка — но далекая от правды. Единственные звери, которые вмешиваются во все на свете — люди.
Ему можно сбежать, исчезнуть во тьме в одиночку. Стоит только хорошенько собраться. Но через валежник и коряги просто так не пробраться двумя ногами, не продраться через ветки двумя руками, не углядеть просветов среди колючих стволов всего двумя глазами. Люди слабее животных по одиночке, слабее даже в толпе, если у них нет общего дела, общих намерений.
Все эти люди в ужасе леса животного и строят из него леса свои собственные, из камня и дерева, из пота и крови, из чертежей и схем, во славу страхам. Никто не хочет испытывать беспокойство дольше, чем если бы оно приносило какую-то пользу, никто не хочет бояться дольше, чем если бы это спасало их жизни. Так сознание противится своей природе: оно избавляется от всего неуютного, что приносит это естественное обитание… И помогает им в этом даже не столько выпивка или райница, сколько убеждение — в том, что их желания и потребности будут исполнены… Но и об этом не стоило сейчас думать.
Леса из строительных материалов, обработанной древесины, протягивались вдоль границе с лесом из древесины дикой. Сотни слепленных глыб на квадратный метр, восходящие к небу. Отделенные друг от друга стенками огромных коробок люди в брошках и ободранных рубахах, кулонах и протертых штанах, сережках и без сапог, посреди гнилых балясин, балюстрад и пилястров. Все в ярких огнях, бумажных и картонных фонарях, масляных лампах, хаосе цветов стекла и краски. Под каждой высоченной громадиной устроилась маленькая, но в тысячу раз более шумная и пылающая хижина, наполненная пьющими мужиками, окруженная блюющими мужиками.
В одну из таких забрели и друзья пару часов назад. Там поджидал один из ярчайших представителей местного контингента — продавец магической мелочевки, от которого несло машинной смазкой и пивом. Пожалуй, он был даже слишком ярок: пестрые штаны, пестрый плащ из лоскутков кожи, некогда белые ботинки и белая тряпка, обернутая вокруг головы. Ни Акс, ни Чед и не думали возлагать какие-то доверительные надежды на слова того, кто прячется под маской… Но, судя по его светящемуся огнями обиталищу, обвешанному красными лампами, он не больно-то намеревался скрываться. Да и длина в плечах, какой позавидовал бы бык, намекала на то, что получить все добро (а в том числе — райницу и болтушку) можно только одним и вовсе не честным способом.
16:59
Красный закат. С третьего этажа он выглядел еще более уныло, чем обычно. «Ох, красный закат — кровавый закат! Значит, прольется кровь! Какой символизм!» — ерничал он, вспоминая магов. Встреча с ними здесь, на юге, всегда вызывала колебания эмоций города, чаще всего гнева, и Акс не видел причин мыслить иначе, хотя где-то люд обожал их. «Потому что не знают», — многозначительно и почти вслух уронил он, состроив сердитую гримасу. У него были и свои причины.
Маги виделись ему существами наподобие пчёл, а вся их братия — чем-то вроде улья, только вот улей прекрасно сбалансирован, продуман. Вряд ли можно было притянуть подобные эпитеты к нынешнему Столу, он был каким-то шатким, сомнительным и неумелым подобием. Зато пчела олицетворяла мага как нельзя лучше. Акс сам придумал эту характеристику и любил называть их так. Дружные и слепые, ведомые инстинктами, послушные. Единственным, что Акс не считал скверным пережитком прошлого, были честь и достоинство мага, потерять которые означало потерять лицо и имя.
Во время встречи с ними, тем не менее, смеяться не пришлось бы. Стайки магов — поразительно опасная вещь, с которой встретиться не пожелаешь и врагу. Стократ хуже, если они уверены в своей правоте и точно знают, ради чего собрались, а именно так и было сейчас. В схеме опасностей Медеи, составленной самолично Аксом, эти надоедливые вершители правосудия занимали четвертое место после вуфов, красногривов и, наверное, термийских головорезов. Хотя, еще были пограничники, через которых им только предстояло пробиться.
Он глядел на закат — и видел лишь мертво-безразличное небо, хотя и знал, что за ним должно быть что-то. Звезды застывали снежинками на стекле, так же холодно отзываясь на любые попытки их увидеть вблизи. Что же до Люса… Он будто и вовсе не был звездой. Какой-то чересчур пустой и тёмный, хотя ослепляющий, будто не из этого мира вовсе, и извечно одинаковый пламенный диск, затмевающий все то замороженное во времени, что было у звёзд.
Две минуты. Чеду пора было ввести «болтушку», чтобы тот успел оправиться к появлению гостей. Лучше будет, если он сумеет держать в руках хотя бы пистолет, чтобы какое-то время не позволить себя убить, пока Акс расправится с остальными. Если, конечно расправится. Всё зависело от того, клюнут маги на иллюзию или нет.