…1920 шагов…
Глубоко в душе все связи, проложенные меж людьми, каждый, кто обладает критическим мышлением, считал бы сотрудничеством — но таким мышлением обладает далеко не каждый. Как писал один его знакомый в записной книжке, а затем читал вслух, это слово идеально «характеризовало акт принципиальной или договорной взаимопомощи», который помогал выживать аж до двадцати двух лет, то есть много лет после того, как появилась возможность сбежать из дома. Старшие давали еду за работу на полях еду и деньги. С младшими происходило наоборот: их Акс где-то давлением, а где-то радушным обещанием привлекал к работе, которая могла понадобиться на термийских улицах — следить, чтобы никто не отделялся от группы, и искать, где найти все ту же еду и те же деньги.
…2130 шагов…
То, что случилось пять лет назад, Акс бегством не считал. Только чувствовал дрянную, но никуда со временем не исчезающую тоску, когда временами вспоминал об этом, да как будто ножом резали грудь, а вечно ясный взгляд вдруг тускнел и мертвел. Дрянные мозги — только дай им волю, так вмиг наполнятся всяким подобными дрянными рудиментарными, как их нарек Акс, побуждениями. Впрочем, это быстро проходило, и с годами становилось по-термийски более и более тусклым. В конце концов, обесцвеченный, он просто ушел от всего на время. Однажды утром, оставив всех в угоду свершениям будоражащим и опасным. Он гордился своей тягой к истине и тем, что добился ее, долгое время, пока не появились те самые непонятные ощущения. У него явно не выходило дышать так ровно, как прежде.
Почти в то же время он и стал бродить по заведениям, где частил неблагополучный нарост южного общества — как трупы мух на паутине, они были в одно и то же время необходимы, мерзки и сливались со средой вокруг, почти не привлекая внимания, если не подходить близко. Он приходил туда послушать, что рассказывают бездомные, надеясь на что-то схожее с тем, что приключилось с ним самим. Он слышал много разговоров, но единственное, о чем узнал — о том, что всей душой ненавидит нищих. Его список ненависти дополнили эти бездомные бессовестные люди.
«Я ушел из дома… Потому что моя жена родила ребенка! Еще один! Как же меня это задолбало! Где я денег на эти отродья возьму! Пусть сами делают, что хотят! Я этой собаке ни бразы не дам! Ишь чего, еще небось и не мой! С какой стати я должен помогать шлюхам?» — тогда обиженный, должно быть, более всего на собственное хозяйство, наслаждался одобрительными возгласами и отрыжками со стороны товарищей.
«Чтобы сдохли эти маги… Я что, один ограбил ту лавку? Я что, самый виноватый? Да как они посмели… Мои… Права!.. Я свои права знаю… Они должны!.. Они нарушили!..» — в этот миг словарный запас подобного существа подходил к концу, и оно затыкалось, присасываясь к кружке с пивом или сигаре.
«Какого хрена я должен платить за райницу? Я её сам вырастил и купил землю! Нет, вы только сообразите… Как они могут?.. Я же вырастил! А они забрали! Это всё ты! Ты им рассказал!» — и в то мгновение щедрый бездомного набрасывался на одного из дружков, с которыми имел несчастье поделиться нажитым добром.
Акс не долго сдерживался. В тот судьбоносный вечер его вывел из себя старик, который рассказывал историю о себе и внучке. Сейчас Акс отдал бы многое, чтобы забыть те отвратительные слова, тот мерзкий паб и его обитателей.
«Моя девка была больна… Кхе-кхе! Я забрал ее с юга… — лицо старика едва ли можно различить из-за разбухших, как черные яблоки, отеков. — Я хотел детей и жену… Кхе! Но эта тварь не соглашается! Я спас ее из лап таких ублюдков как вы, а она не соглашается! Вон что сделала со мной! Меня все бросили… Все бросили!.. Но я не сдамся! — он рыгал через слово и, кажется давился слезами. — Ты думаешь, я совсем потерял гордость, что снова умолял бы её? — он воззрился на хозяина, кажется, шокированного скопищем такой мерзости в своем скромном заведении. — Я пошлю ее на хер, если еще раз встречу! Я ее убью!..»
Акс покрылся холодным потом, в ужасе оборачиваясь, чтобы взглянуть в глаза. «Ублюдок… Вот ублюдок…» — бормотал он, чем обратил на себя внимание. Старик нахмурился. Лицо Акса сводило судорогой от той страшной гримасы, которую оно изображало, а в руках в один момент со звоном лопнул стакан. Боль от пореза была едва различима. Он вскочил с места, сделал шаг, но его опередили: со всего маху лицо убогого бездомного расквасил чужой кулак. Акс остановился как вкопанный и вместе со всеми, кто сидел здесь, наблюдал, как незнакомец свалил его на пол и пнул. «Было бы время — я бы отрубил тебе хер и прострелил башку!» — орал он. Акс не знал, отчего не мог двигаться: из-за до сих пор не угасшей ярости или из-за убийства, произошедшего у него под носом. Но ноги все еще не слушались. Незнакомец бросился к выходу, но заметил Акса и, очевидно обо всем догадавшись, без слов схватил того за воротник и потащил за собой. Краем глаза он заметил, как хозяин паба подозвал какого-то бугая, и тот взвалил на себя обмякшее жирное тело и куда-то понес. Акс бежал тогда за незнакомцем очень-очень долго, слушая его ругательства и недоуменные возгласы: «Даже не прикрылся капюшоном! А если б тебя запомнили в лицо?!»
…Где-то 3500 шагов…
Кажется, в Аксе что-то противно щекоталось, как часто щекочутся мелкие рудиментарные побуждения, и не прислушиваться к ним невозможно. Это такие надоедливые засранцы, которым легче сдаться последовать, чем отстоять своё место в мозгах. Но сделать так — подступить на шаг ближе к безумию, так что Акс отогнал прочь мыслишки о должках, верности и прочем. Пусть и впервые за долгое-долгое время Аксу приходится спасать Чеда, а не наоборот. «Это чувство баланса», — важно убедил он сам себя. А впереди распростер свои таинственные и немного зловещие черные объятия лес, будто подстерегая его с этими домыслами. Будто он знал, что все повалилось наперекосяк, но пока что держалось на безнадежно тонкой ниточке — и не упускал шанса. Игла вновь ушла вкось, мимо нужной петельки, вопреки плану. Когда уже получится добраться до цели без приключений, вовсе не нужных им?
Чед ругался и проклинал магов, Циклонию и свою руку. Жаловался, мол, черта с два теперь он увидит север, хотя бы одним глазком — о котором и мечтал. Ради северных просторов, в которых удастся поселиться южанину, вдалеке от границ и магов, воров и пьяниц, он согласился следовать за Аксом, который, в свою очередь, рассказывал о совершенно иных намерениях. Тем не менее, их пути накладывались друг на друга — выходит, ничего не стоило объединить усилия. Ценность планов Чеда хоть и не была до конца понятна Аксу, но не вызывала никаких вопросов. Всего лишь добраться до той части Медеи, где удастся ухаживать за домашними животными, попивать самодельное вино, позабыв и думать о той стране, где с одной стороны, в пустынях, рождались дети из чрева сестёр, оплодотворенных братьями, дочерей — отцами, и оставались жить по тем же устоям, проповедуя культ Великомогущего; а с другой — заселенный скорее тушами и Абаддонами, высасывающими жизнь из них, нежели людьми город-страна, и повсеместно — вымирающие, как мухи, люди. Не просыхающие или не бывающие в рассудке ублюдки, которым, стоит нарушить свой обет безмозглости, ничего не остаётся, кроме как прострелить башку. Кто рождался же с разумом — или рвались прочь, на север, или становились настоящими злодеями, достаточно мерзкими, чтобы жить в том ярком загоне для скота, постепенно превращающемся в скотобойню. Они использовали людей, вбивая в голову нужные идеи, даже не как инструменты, а как сырье, из которого можно выпилить и выстругать полезную фигурку.