И во всем этом была лишь одна проблема – будущий меч, пока, представлял собой просто груду деталей и заготовок, которые требовалось собрать, а главное «тщательно обработать напильником» – в данном случае Силой. Вот и сейчас, отложив очередную магнитную линзу, и кое-как справившись с лезущей в голову Силой, я тоскливо взглянул на две кучки заготовок – большую ждущую обработки, и маленькую – уже готовые детали.
— Перекурить бы? — сказал я в пространство – все-таки работа с Силой, штука морально утомительная.
Но закурить, даже если бы было что, возможности у меня чисто физически не было, а потому я просто решил насладиться великолепным видом. Ведь сейчас снег не шел, и вид на заснеженные горы был просто чудесен. Тем более что кроме всяких излишеств нехороших, все те годы, что я находился тут, в Далекой-далекой галактике, мне не хватало еще вот такой простой вещи – белого пушистого снега. На Набу, кроме полюсов, как и на других планетах, которые я посещал, холодом считались десять тепла. Но даже зимой набуанское «заполярье» не радовало снегопадами – в лучшем случае хлопья мокрого снега присыпали землю тонким белым кружевом, что таяло, едва попадая под солнечные лучи. А тут снега было предостаточно. Жаль, коснуться его было нельзя…
— Хатт твою! Что, бля, за нафиг!? — выругался я, коснувшись манипулятором края ложбинки между камней и скальной стеной, в которой я укрылся от ветра, собирая меч.
Пальцы болели, а снег ледяными иглами впился в многочисленные ссадины. Но главное, под ним был не гранит, как я ожидал, а замерзшая глина.
— Как глина!? — вновь воскликнул я, от неожиданности вскакивая на ноги.
И даже не удивился, что они у меня есть, ведь я вместо гор на Илуме, очутился посреди степи, в яме, мне примерно чуть выше пояса. Но самое паршивое было не это. Прямо на меня ползли пять Т-IV, а за ними маячило до батальона пехоты в маскхалатах поверх шинелей, и немецких касок известных мне лишь по фильмам и иллюстрациям в справочниках. Я понимал, что дико туплю, но не мог отвести глаз от надвигающейся на меня смерти – так и стоял в недорытом одиночном окопе для стрельбы стоя, где-то посреди донской степи. И самое обидное, знал.
Все знал. И то, что нашу роту бросили прикрывать станцию, на которой шла погрузка раненых перед отправкой в тыл, и что позиция у нас хуже некуда – ряд недорытых окопчиков посреди чистого поля, и что из противотанковых средств у нас одно ПТРД[171] на роту да по бутылке «КС»[172] на рыло, и то, что помощи не будет. А главное, я знал, что сейчас я – это мой прадед Андрей, погибший смертью храбрых в этом самом бою.
— Ложись, Андрюшка! — крик откуда-то слева заставил меня стряхнуть оцепенение, и рухнуть на дно окопа.
Как раз вовремя – по брустверу полоснуло пулеметной очередью, а на меня посыпалась земля.
— Тебе что, жить надое… — сквозь свист пуль, вновь окрикнул меня взводный из соседнего окопа, но замолк на полуслове, а все вокруг погрузилось в странную звенящую тишину.
Откуда-то, я точно знал, что немец заметил блик его бинокля, и всадил снаряд танковой пушки прямо в окоп. И вот тут мне стало страшно. Захотелось выскочить и бежать. Не важно куда, лишь бы подальше от смерти. Но вместо этого, тело само подхватило ДП, и, установив сошки на мерзлую землю, привычно взвело оружие, и вжалось щекой в приклад.
— Значит, повоюем, раз все равно умирать, — прорычал я, злясь на себя за малодушие, и потянулся к Силе, ловя на мушку одного из врагов, до которых уже было метров триста.
Пулемет выдал короткую очередь, и фигурка упала в снег. А я с удивлением отметил, что чувствую Силу, и Знаю, как будут лететь пули.
Представьте два десятка снайперов, стреляющих по наступающему противнику – вот примерно, что собой представляет форсюзер-пулеметчик. Когда затвор в последний раз сухо щелкнул, 28 пуль из 47 нашли свои цели, включая заряжающего вражеского танка, который совсем не ожидал, что можно поймать пулю через ствол собственной пушки, в тот момент, когда открываешь затвор, чтобы зарядить очередной снаряд.
Но на этом, легкая жизнь закончилась, противник обнаружил мою позицию, и стал методично долбить. Я еще успел перезарядиться, и даже расправиться с обоими вражескими пулеметчиками, пытавшимися подавить меня, но тут чувство опасности просто таки взвыло. Мне еще удалось, помогая себе Силой выпрыгнуть из окопа, удачно разминувшись с летящими мимо пулями, даже попасть в направленный в меня танковый снаряд. Только это не принесло никакого эффекта – пуля просто высекла из его корпуса сноп искр, а через мгновенье, мир вспыхнул и погрузился в темноту.
А я, отплевываясь от набившегося в рот снега со вкусом тухлых яиц, попытался встать…
— Это еще что? Еще не кончилось? — обреченно простонал я, машинально отряхивая полы черкески. — Не понял!?
«Вот точно, минуту назад был в шинели и каске, а сейчас… Стоп! Запах. Немчура, конечно, чего только в свои снаряды не пихала, но не черный же порох!» — успел подумать я. И тут стало не до посторонних мыслей. Из ночной темноты, а, судя по звездам над головой, сейчас была именно ночь, раздался стук копыт, и на меня вылетели трое всадников.
Это оказалось их ошибкой. Хорошо заточенная казачья шашка режет плоть ничуть не хуже светошашки, да и в скорости, особенно если Силой помогать, не особо той уступает. Первый лишился головы, успев только удивиться «повышенной прыгучести» уруса. Второй, успевший замахнуться своей шашкой, сначала распрощался с рукой, а затем и вовсе свалился с седла, получив вдогонку удар поперек спины. И лишь третий ускакал живым, правда без левой ноги, и на раненом коне, но имея все шансы выжить. Если кровью не истечет, али гангрена не приключится.
— Эх ты ж, скотинку жаль, — озвучил я непонятно отчего пришедшую в голову мысль.
— Вашбродие, вы не ранены? — спросил молодой пацан в старинной форме.
— Нет, а что случилось-то? — спросил я, уже зная ответ.
Память услужливо подсказала, что на конвой на ночевке напали чеченцы, случайно или может намеренно, взорвав выстрелом из ружья бочонки с порохом, которые с ней и перевозили. А еще память кричала, что это еще не конец.
И точно, в кругу света от разбросанного взрывом костра, в котором как бараны столпились перепуганные солдаты, мелькнули тени всадников. Началась беспорядочная с нашей, и прицельная, хоть и на скаку, стрельба со стороны противника. Несколько бойцов упали. А всадников, в этот раз не менее десятка, вынесло точно на меня.
Тут уж заботиться о коняшках возможности не осталось. Я просто тупо рубил все что двигалось. Но когда показалось, что уже удалось отбиться, артиллеристы, хатт их душу, вспомнили, что у них пушка имеется[173], и саданули по нам картечью. От двух пуль я увернулся, еще одну отбил. Но двум оставшемся к тому моменту в живых чеченам, шести коням и давешнему солдатику так не повезло.
— Господин хорунжий, я, видать, умираю… Верно ведь? — спросил тот, пытаясь зажать рану в животе.
— Да, — не стал я обманывать мальчишку.
— А вы мне скажите, — слабеющим голосом, вновь спросил он. — А правду бают, что вы с нечистью знаетесь? Мужики говорили…
— Нет, — ответил я, и, видя страх и недоверие в глазах, из которых уходила жизнь, добавил. — Врут они все. Не могу я знаться с нечистью, боится она меня. Потому как я ее не боюсь. И ты ее не бойся. Будь сильным. Ведь смерти нет, есть Сила.
Малец через боль сумел улыбнуться, и так и ушел из жизни с улыбкой на лице. На моем лице, лице того, кем я был до смерти в своем мире, и до попадания. А я прикрыл глаза от яркого света залившего все вокруг.
В морозной вышине сверкало солнце, рассыпаясь мириадами слепящих искр по полям и заснеженному лесу за ним, и лишь тревожный звон колокола и черный дым над деревней на том берегу нарушали идиллическую картину. А за спиной, уже многоголосо раскатывалось «ура». И я, повинуясь общему настрою, пришпорил коня, и помчался вперед…
171
Противотанковое ружье Дегтярева. Было принято на вооружение в начале ВОВ. Позволяло поражать танки Т-I и Т-II в лоб, а также Т-III и Т-IV в борта и уязвимые зоны лобового бронирования. Однако после принятия на вооружения гитлеровской Германией «Тигров» и «Пантер», а также модернизированных Т-IV, практически утратило свое значение в качестве противотанкового средства пехоты.
172
Самовоспламеняющуюся смесь КС для «Коктейля Молотова» разработали в августе 1941 года в Саратове А. Т. Качугин и П. С. Солодовник. Смесь КС состояла из бензина, керосина и лигроина, и воспламенялась с помощью запала конструкции А. Т. Кучина и М. А. Щеглова, состоявшего из серной кислоты, бертолетовой соли и сахарной пудры.
173
Во времена Кавказских войн ХIХ века, обычным составом военного конвоя Российской армии считалась полурота солдат, усиленная легкой пушкой.