Зарубин не передумал. Он вел "Полюс" через невозможное вперед.
Спустя девятнадцать месяцев после вылета ракета достигла Звезды Барнарда. У тусклой красной звезды оказалась одна планета, по размерам почти такая же, как и Земля, но покрытая льдами. "Полюс" пошел на посадку. Ионный поток, выбрасываемый из дюз ракеты, расплавил лед, и первая попытка оказалась неудачной. Капитан выбрал другое место - и снова лед начал плавиться... Шесть раз заходил "Полюс" на посадку, пока не удалось нащупать подо льдом гранитную скалу.
С этого момента в бортовом журнале, начинаются записи, сделанные красными чернилами. По традиции, так отмечались открытия.
Планета была мертвой. Ее атмосфера состояла почти из чистого кислорода, но ни одного живого существа, ни одного растения не оказалось на этой замерзшей планете. Термометр показывал минус пятьдесят градусов. "Бездарная планета, - записано в дневнике штурмана, - но зато какая звезда! Каскад открытий..."
Да, это был каскад открытий. Даже сейчас, когда наука о строении и эволюции звезд шагнула вперед, даже сейчас открытия, сделанные экспедицией "Полюса", во многом сохранили свое значение. Исследования газовой оболочки "красных карликов" типа Звезды Барнарда и по сей день остаются наиболее полными и точными.
Бортовой журнал... Научный отчет... Рукопись астрофизика с парадоксальной гипотезой эволюции звезд... И, наконец, то, что я ищу: приказ командира о возвращении. Это неожиданно, невероятно. И, еще не веря, я быстро переворачиваю страницы. Запись в дневнике штурмана. Теперь я верю, знаю - это было так.
Однажды капитан сказал:
- Все! Надо возвращаться.
Пять человек молча смотрели на Зарубина. Мерно щелкали часы...
Пять человек смотрели на капитана. Они ждали.
- Надо возвращаться, - продолжал капитан. - Вы знаете, осталось восемнадцать процентов горючего. Но выход есть. Прежде всего - мы должны облегчить ракету. Нужно снять всю электронную аппаратуру, за исключением корректирующих установок... - Он увидел, что штурман хочет что-то сказать, и остановил его жестом: - Так надо. Приборы, внутренние переборки опорожненных баков, часть оранжереи. И главное - громоздкие электронные установки. Но это не все. Основной расход топлива связан с небольшим ускорением в первые месяцы полета. Придется смириться с неудобствами: "Полюс" должен взлететь не с тройным ускорением, а с двенадцатикратным.
- При таком ускорении невозможно управление ракетой, возразил инженер. - Пилот не сможет...
- Знаю, - жестко перебил капитан. - Знаю. Управление первые месяцы будет вестись отсюда, с планеты. Здесь останется один человек... Тише! Я сказал - тише! Запомните: другого выхода нет. Будет так. Теперь дальше. Вы, Нина Владимировна, и ты, Николай, не можете остаться: у вас будет ребенок. Да, я знаю. Вы, Леночка, врач, вы должны лететь. Сергей астрофизик. Он тоже полетит. У Георгия мало выдержки. Поэтому останусь я. Еще раз - тише! Будет так, как я сказал.
...Передо мной расчеты, сделанные Зарубиным. Я врач, не все мне понятно. Но одно я вижу сразу: расчеты сделаны, что называется, на пределе. До предела облегчена ракета, до предела форсированы стартовые перегрузки. Большая часть оранжереи остается на планете, и потому расчетный рацион астронавтов невелик - много ниже установленных норм. Снята с ракеты система аварийного энерголитания с двумя микрореакторами. Снято почти все электронное оборудование. Если в пути случится чтото непредвиденное, возвратиться к Звезде Барнарда ракета уже не сможет. "Риск в кубе" - так записано в дневнике штурмана. И ниже: "Но для того, кто остается здесь, риск в десятой, сотой степени..."
Зарубину придется ждать четырнадцать лет. Только тогда за ним придет другая ракета. Четырнадцать лет одному, на чужой; замерзшей планете...
Снова расчеты. Главное - энергия. Ее должно хватить на телеуправление ракетой, ее должно хватить на четырнадцать долгих, бесконечно долгих лет. И опять все рассчитано на пределе, в обрез.
Фотоснимок жилища капитана. Оно собрано из секций оранжереи. Сквозь прозрачные стенки видна электронная аппаратура, микрореакторы. На крыше установлены антенны телеуправления. Кругом - ледяная пустыня. В сером, подернутом мутной дымкой небе холодно светит Звезда Барнарда. Ее диск вчетверо больше Солнца, но лишь немногим ярче Луны.
Я быстро перелистываю бортовой журнал. Тут все: и наставление капитана, и договоренность о радиосвязи в первые дни полета, и список предметов, которые надо доставить капитану... И вдруг два словам "Полюс" вылетает".
А потом идут странные записи. Кажется, их сделал ребенок: строки наползают друг на друга, буквы угловаты, изломанны. Это двенадцатикратная перегрузка.
Я с трудом разбираю слова. Первая запись: "Все хорошо. Проклятая перегрузка! В глазах фиолетовые пятна..." Через два дня: "Набираем скорость по расчету. Ходить невозможно, приходится ползать..." Еще через неделю: "Тяжело, очень (зачеркнуто)... Выдержим. Реактор работает на расчетном режиме".
Два листа в бортовом журнале не заполнены. А на третьем, залитом чернилами, наискось сделана надпись:
"Телеуправление нарушено. Лучи рассеиваются каким-то препятствием. Это (зачеркнуто)... Это конец..." Но тут же, у самого края листа, выведено другим - четким - почерком: "Телеуправление восстановлено. Индикатор мощности показывает четыре единицы. Капитан отдает всю энергию своих микрореакторов, и мы не можем ему помешать. Он жертвует собой..."
Я закрываю бортовой журнал. Сейчас я могу думать только о Зарубине. Наверно, для него было неожиданным нарушение телеуправления. Внезапно зазвонил индикатор...
Тревожно звенел контрольный сигнал индикатора. Стрелка, вздрагивая, опускалась к нулю. Радиолуч встретил препятствие, телеуправление прервалось.